Сибирские огни, 1968, №5

в замок, постояла... И только тут сообразила, что мама ведь так ничего и не сказала нам с Бакланом, хотя тоже, конечно, слышала, как мы хо­ хочем на всю улицу. Постепенно успокоилась, открыла двери, прошла на цыпочках через 1 прихожую и коридор. — Поздравляем! — сказал из-за стены густой бас Григория Фо­ мича... Я открыла дверь в нашу с мамой комнату, в ней было тихо и полу­ темно. Мама лежала на своей постели, отвернувшись к стене. И хоть я знала, что она не спит, но ответила шепотом: — Спасибо, Григорий Фомич! Быстренько разделась и легла в кровать. Л ежала , улыбалась от ■счастья до ушей и все ждала, что мама хоть что-нибудь скажет мне. Но она молчала. А как мама умеет молчать, я знаю... Ну почему, спрашивается, она молчит?!. И лицо жалобное, какого я ни разу в жизни у нее не видела. Случилось, конечно, очень важное: дочь на ее глазах впервые поце­ ловалась с парнем, а потом они объявили, что любят доуг друга, от т а ­ кого у любой матери голова кругом пойдет!.. У любой, но не у моей мамы! Баклан учился вместе со мной с первого класса, мама вела у нас литературу, и вообще она директор школы, и родителей Баклана отлич­ но знает. Д а она, наверное, как и я сама, как и Баклан, тоже знала, что это должно случиться, обязательно должно! Тогда что же ее гак испу­ гало? А ведь ее можно посадить в самолет вместо Семена Борисовича, отца Баклана, и она будет его испытывать. По всей программе будет испытывать, хоть бы это грозило ей смертью! И я затаилась, стараясь дышать ровно, будто сплю: я-то, спраши­ вается, почему молчу?!. , 2 Характеры у нас с мамой одинаковые: прямо-таки твердокаменные. Но мамина внешность соответствует ему, а моя — нет! Мама ровно на одну десятую выше меня, ее рост сто шестьдесят пять сантиметров. И волосы у мамы светлые, как у Баклана, а не рыжие, как у меня. И походка очень красивая, так и хочется сказать: «высту­ пает словно пава!». Лицо у мамы, правда, тоже кругловатое, и на ру­ мяных щеках тоже ямочки, зато нос прямой, даже с горбинкой, а не «кнопкой», как у меня. И глаза у нас разные: у мамы голубые, а у меня почти совсем синие. Но дело не в цвете: мама, бывало, гак посмотрит на ученика в классе, что он моментально в человеческое состояние возвра­ щается. Твердый у мамы взгляд, волевой. А я такая рыжая, будто кто-то голову мне спичкой поджег. И рост у меня ровно полтора метра, как по «госту», и вместо носа — «кнопка». И сколько я себя помню, все «зажигалкой» меня зовут. Я чаще бегаю, чем хожу. А про взгляд и говорить нечего: полная неопределенность, мо­ ментами же — довольно-таки ярко выраженная глуповатость. Поэтому у меня есть сокровенная мечта, взлелеянная с детства. Я совершаю какой-то героический поступок! Какой именно — неиз­ вестно, да меня это не очень-то и беспокоит. О нем мгновенно узнает весь мир, а может, и обитатели других планет. Ведь все это еще не завтра-послезавтра будет, к тому времени обитатели эти, возможно, ужо обнаружатся. И, больше того, с ними уже будет установлен деловой,, э