Сибирские огни, 1968, №5

сию, но сам он никогда об этом не говорил. И за всегдашним его важным достоинством старческой усталости не чувствовалось. Хотя, правду ска­ зать, теперь, став секретарем комсомольской организации порта, я уже- по самой своей должности многое знала о Гусарове: иногда его медли­ тельная усталость довольно-таки сильно мешала делам. И умом пони­ мала, что от его ухода на пенсию порт особенно не пострадает, а все- таки мне было жалко его. Смотрела на него из президиума и все-таки не: вытерпела, наклонилась к Петру Сидоровичу, шепнула: — Как это он сразу состарился, а?!. Петр Сидорович посмотрел внимательно на меня маленькими серы­ ми глазами, потом задрал брови, чуть улыбнулся: — Это для тебя — сразу. Он теперь часто так отвечал мне, будто дополнительно подталкивал: «Подумай, дескать, дальше сама». И я, глядя на Гусарова, стала вспо­ минать, каким он был во время навигации. Оказалось: и раньше в нем чувствовалась медлительная, старческая усталость, да я просто не по­ нимала, что это такое. Все продолжая думать о Гусарове, я впервые так остро поняла, что же значит в жизни речников этот момент — закрытие навигации!.. И раньше я знала этот праздник, знакомый всем., кто Живет в портов- ском доме, почти безразличный для многих моих одноклассников, никак не связанных с портом. Но даже и для меня он был не совсем моим. А теперь я увидела каждый причал порта, и почти с каждым было свя­ зано что-то особенное, иногда радостное, чаще тревожное и трудное, что было за навигацию. Похоже на отношение к людям, с которыми раньше был только знаком, а теперь — дружишь, они стали по-родному близки­ ми, дорогими тебе. А ведь Гусаров — в три с лишком раза старше меня; всю свою жизнь проработал в порту, начал с простого механизатора!.. И я поняла слова Петра Сидоровича: «Это для тебя — сразу». И по-но­ вому, с острой жалостьк) стала глядеть, как Гусаров машинально, не з а ­ мечая сам и продолжая говорить, гладит и гладит ладонями края трибу­ ны, будто прощается и с портом, и со всеми нами... Потом выступала я... И в зале было тихо, и я видела лица, и глаза, и говорила себе... И еще — все время чувствовала Баклана, хоть даже почти не могла разглядеть его в задних рядах... И еще... не злилась я и не метала молнии с громом, когда говорила о Феде Махове, Любочке, Венке и кое о ком другом. Посмеялась над их трудовым «усердием», вспомнила и про Федину грудь, «как у петуха ко­ ленка». Подождала, пока в зале утихнет смех, сказала о благотворном влиянии труда на психику критичных и самокритичных лентяев. Смех в зале, надо сказать, был дружным. А вот с Венкиным случаем смеха не получилось: очень уж мне бы­ ло жалко Дашу!.. Потом я попыталась рассказать, как много значили эти месяцы в жизни всех нас, впервые пришедших в порт. Не помню толком, что имен­ но говорила, но чувствовала радостную уверенность... 2 Да, вот это, пожалуй, самое главное, что мы вынесли из своей пер­ вой рабочей навигации: уже по-взрослому умная и прочная, радостная уверенность.