Сибирские огни, 1968, №5
больше, чем все те правильные, необходимые слова, на которых и вся жизнь стоит?! Заставила себя, подняла голову и посмотрела на него: лицо Баклана было испуганным, жалким и красивым! Я все смотрела и смотрела на его серые глаза под густыми, девчоночьими ресницами, прямой нос,— Баклан растерянно морщил его,— на высокие крепкие скулы, шапку волнистых растрепавшихся волос, широченные плечи... — Я люблю тебя, Лена,— прошептал он. «И я! И я!..» — радостно закивала я. Баклан все не двигался, и лицо у него сделалось какое-то отвердев шее. Я поняла, что он ни за что не решится сейчас поцеловать меня: при встала на цыпочки,— ведь ростом я ниже, чем до плеча ему,— и сама поцеловала. Ах, Борька, Борька!.. А Баклан 'обнимал меня за плечи, и руки у него подпрыгивали, как на пружинах... — Уже пять часов утра! — послышалось сверху. На тихой предрассветной улице мамин голос из окна прозвучал рез ко и отрывисто, как выстрел. Она, конечно, видела, как мы целовались. У меня загорелись уши, я хотела сразу же отодвинуться от Баклана и никак не могла посмотреть на маму. Но Баклан — от Борьки ведь не знаешь, чего ждать,— придержал меня за плечи, спокойно улыбнулся, сказал просто: — С добрым утром, Надежда Владимировна! И от этой его улыбки, спокойного голоса у меня тоже появились си лы, я подняла голову, глянула на маму и — удивилась: у мамы было такое растерянное лицо, какого я еще ни разу в жизни у нее не видела! Она молчала, и губы ее кривились, и смотрела она куда-то выше нас... Это было до того неожиданно — это новое мамино лицо,—’что мне ста ло так жалко ее, так Жаль, неизвестно почему!.. — Надежда Владимировна, мы с Леной любим друга друга! — по дневному громко и радостно, никого не таясь, будто всему миру объ явил Баклан. Я снова подняла голову: наше окно было пустым. — Я пойду, а?!. — тихонько попросила я, но скажи Баклан, чтобы не уходила, не ушла бы. Он посмотрел на меня, и я увидела, что он все это понимает. Реши тельно все, и так, как надо! От счастья сделалось горячо в груди... Б а к лан чуть потянул меня за плечи, я обхватила его шею обеими руками. — Ну, а теперь иди,— сказал Баклан, все глядя мне в глаза, и осто рожно снял руки с моих плеч. И то, что он сказал, и как он это сказал, тоже было единственно верным. Будто именно этих слов я от него и ждала сейчас!.. «Иди, иди!» — все кивал он мне, и лицо его было по-прежнему отвердевшим, даже важным, и смотрел он мне прямо в глаза. И я пошла... — До свидания, Надежда Владимировна! — громко сказал Баклан. Я приостановилась, подняла голову: окно было пустым. И не знаю, сколько прошло времени, пока мама негромко и тоже как-то по-новому ответила: — До свидания, Боря. Мы с Бакланом поглядели друг на друга, засмеялись, я подмигнула •ему, а он — мне, и мы засмеялись снова. Так и стояли, смотрели друг на друга, подмигивали и хохотали уже на всю улицу, как дураки. Откры вались окна, высовывались люди, шикали на нас и тоже смеялись. Взбежала на наш второй этаж, от смеха не могла попасть ключом
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2