Сибирские огни, 1968, №5

— Но флятер-то надо убрать!.. Пошла в ванную: дверь в нее была приоткрыта, Баклан стоял и умывался после бритья. Увидел меня, заулыбался, спросил; — Под душем не будешь мыться? — Нет-нет, что ты?!..— опять испугалась я. — Зарядочку по утрам будем делать? — спросил он так, будто испо- кон веков я жила с ними и каждое утро было вот именно таким. — Будем-будем... — Ну, мойся,— и вышел в коридор, вытираясь большим махровым полотенцем.— Твои полотенце и простыня рядом с моими, на третьем крючке слева. — Хорошо-хорошо...— я закрыла двери на защелку. Потрогала зачем-то разные флакончики и баночки, которыми была уставлена полочка над раковиной, засмеялась от удовольствия, стала мыться... — Слушай, я не перепутала, тебе сегодня не в утро?— спросила ме­ ня Нина Ивановна, когда я вошла в столовую; пояснила еще: — Ну, не разбудила тебя. — В вечер,— ответила я, садясь за стол рядом с Бакланом; мне уже был приготовлен прибор и чашка такая же, как у Баклана, синяя с золотом, только поменьше размером...— Доброе утро! — спохватилась я. — Доброе утро, доброе утро...— засмеялся Семен Борисович, вста­ вая из-за стола.— Ну, до вечера,— и вышел поспешно. Баклан помешивал ложкой, и она позвякивала о край чашки. Нина Ивановна молчала, приподняв плечи. Тетя Паша пила чай и тоже мол­ чала. Мне показалось, что сейчас будет тяжелый и неприятный разго­ вор!.. Но вот входная дверь хлопнула, Нина Ивановна помолчала еще секундочку, и плечи ее медленно ослабли... Ложка в руке Баклана пе­ рестала звенеть, тетя Паша ласково и негромко сказала мне: — Пей чай, а то совсем остынет. — Д а брось, мама, все обойдется! — сказал Баклан и погладил руку Нины Ивановны. Она вздохнула, кивнула ему, улыбнулась, сказала заботливо: — Ты варенье положи, оно вкусное, теть-Пашиного производства. — Спасибо-спасибо...— ответила я и теперь вспомнила про разго­ вор об испытании новой модели, который слышала; хотела уже тоже успокоить Нину Ивановну, что все окончится благополучно, но почув­ ствовала, что делать этого не следует, что это не принято в их семье, и даже у Баклана вырвалось случайно... Я то и дело теперь ловила себя на том, что и квартира Баклановых приятна мне, и обстановка, и спокойно-уверенный быт, хотя профессия Семена Борисовича будто незримо присутствовала во всем, и непоказ­ ная, точно сама собой разумеющаяся забота обо мне. И непрерывно открывала новое — и в их отношениях между собой, и в жизни вообще. Вот вроде того, как я угадала в то первое утро, что говорить о работе Семе­ на Борисовича не надо, что в разговорах об этом хоть чуть-чуть, да бу­ дет оттенок ложности. А у нас с мамой было принято обязательно гово­ рить все и до конца. Мама еще усмехалась уверенно: —■Молчание, а тем более недосказанность, уже само по себе могут породить ложь. Говори всегда и все прямо в глаза! Как-то вечером мы с Бакланом лежали в постели и читали, а Нина Ивановна все сидела за роялем и разучивала арию, десятки раз по­ вторяла одно и то же. Я спросила Баклана: — Вот так твердить одни и те же звуки надо для гого, чтобы авто­ матизм появлялся при исполнении, да?..