Сибирские огни, 1968, №5

стрела его, и грузовой трос, и разлаписто-жадные челюсти грейфера, как живые, понимали каждое движение Баклана, послушно подчинялись им. Мы по-прежнему работали в паре, и я все отставала, никак не мог­ ла работать синхронно с Бакланом. На повороте ловила его ласковую и чуть подзадоривающую улыбку. Ну, он — парень, сильнее меня в два раза, но ведь это — не финишный рывок на соревновании, а ежеднев­ ная, будничная работа, требующая и терпения, и настойчивости, и про­ стой дисциплины. Шли дни, недели, а Баклан ничуть не менялся, рабо ­ тал так же радостно и увлеченно, как в ту первую смену. Помню, как однажды ранним утром, когда мы уже выгрузили за ночь баржу песка, буксир уводил ее, ставил на ее место новую... Выгру­ зили ее на полчаса раньше графика, и катер со сменой еще не пришел из порта... Солнце уже выползло из-за горизонта, было по-утреннему тихо, над ровной гладью воды висела тоненькая прозрачная пленка тумана, где-то далеко-далеко прогудел паровоз, и весь мир только еще просыпался... А мы с Бакланом уже выкупались, поплавали, я причеса­ лась, и краны были подготовлены к сдаче смены, и мы сидели рядышком на понтоне... Баклан курил, а я просто молчала, держа его за руку. И было так радостно и от этого раннего утра, и оттого, что смена про­ шла хорошо, и что вот сейчас мы сидим рядом и молчим... — Слышала такое выражение? — негромко спросил Баклан и по­ гладил мою руку. — Какое? — так же тихо спросила я, еще сильнее прижимаясь к его плечу. — Каждый понимает все происходящее в меру собственного отно­ шения к жизни. Я кивнула, тотчас начала слушать внимательно. Уже привыкла, на­ верно, что вот так просто, негромко и внешне незначительно Баклан мо­ жет сказать что-нибудь очень важное, и здесь уж все зависит от того, как ты сам умеешь слушать. Помнила, что книга — это в известном смысле всегда двое, автор и читатель, как сказал Баклан тогда о статье про маму. — А ведь ты, Лена, только третью смену перестала следить насто­ роженно за мной, я видел-видел!..— и он засмеялся, снова погладил мою руку. Я. конечно, сразу вспомнила, как Евлампий спросил у меня еще на первой смене, уж не подозреваю ли я в чем его?.. И только после этого поняла: «каждый понимает в меру собственного отношения». Но мне бы­ ло так хорошо и покойно-радостно сидеть с Бакланом, что я даже не рассердилась, не заспорила, пробормотала: — Уж привычка это у меня, что ли...— и потерлась щекой о его плечо. — Привычка...— повторил Баклан и помолчал; мы,встретились гл а ­ зами, и он решился, сказал быстро: — Есть что-то очень обидное для человека в этой привычке, понимаешь?!.. И для того, у кого такая при­ вычка, и, главное, для того, кого молча в чем-то подозревают. — Доверяй, знаешь, но проверяй,— и прерывисто вздохнула. Он помолчал еще, будто ждал, что я скажу, но я только улыбну­ лась, щуря глаза от солнца. — А ты не задавала себе вопрос, почему я пошел работать на краны? — опять спросил он. — Ну, все пошли... И мы же с тобой любим друг друга. — Это правильно... — И потом... это же надо порту, ведь крановщиков-то не хватает, насучили . " ‘ ;------' "