Сибирские огни, 1968, №5

такое сопоставление,— оно уже существует в сознании читателя, «запрограммирован­ ное» одновременностью публикаций. Не­ возможное тематически, оно крайне инте­ ресно в эстетическом отношении. И Бул­ гакову, и Довженко ничего не стоит сме­ шать фантастику и реальность. Однако на этом сходство кончается, и начинаются различия. У Булгакова фантастичны об­ стоятельства, но в их «пределах» безусло­ вен характер,— «правдоподобие страстей в предполагаемых обстоятельствах» (Пуш­ кин) соблюдается строго. Напротив, у Д ов­ женко — романтическая свобода распоря­ жаться прежде всего характерами. Огруб­ ляя, можно сказать: у Булгакова даж е бог и дьявол ведут себя, как люди, с точно определенной индивидуальностью; у Д ов­ женко и лю ди— как боги (или, по меньшей мере, былинные богатыри). Разве не были­ нен, не эпически обобщен, например, образ Лаврина Запорожца, этого отца пяти сыно­ вей, за судьбой которого явственно встает и судьба народа! Диалоги Запорожца и не­ мецкого полковника фон Крауза, Запорож ­ ца и бывшего кулака Заброды, некогда раскулаченного Лаврином, а теперь при­ шедшего за расплатой, несут на себе фило­ софскую нагрузку, непосильную для от­ дельного человека,— в них явственно слы­ шен голос самого писателя, как бы раздваи­ вающегося в поисках истины, не боящего­ ся — в поисках этой истины — выслушать и понять обе стороны, не скрывая при этом ни силы врага, ни накала его чувств. В этом смысле замечательна сцена последнего столкновения Лаврина и Заброды, когда — один арестованный, другой — охраняющий, но оба пышущие гневом — они сходятся по обе стороны проволоки, спеша выговорить друг другу все, что накипело в их, как пи­ шет Довженко, «страстных душах». Такая полифоничность не имеет, разумеется, ни­ чего общего с объективизмом— конечный нравственный итог этого сопоставления че­ ток и недвусмыслен. Но он тем и убедите­ лен, что вытекает из фактов, из анализа характеров, а не «накладывается» на них, не привносится извне. У этого типа художественного восприя­ тия есть, конечно, свои границы,— общее всегда не только «больше» конкретного, но в чем-то и «меньше» его,— но есть и нечто с большой силой «ухватываемое.» из жиз­ ни. Например, с каким неожиданным для тех лет проникновением в душу .девушки, не по своей вине ставшей фашистской «ов­ чаркой», поведал нам Довженко трагиче­ скую и поучительную историю Христа! В судьбе, над истоками которой в те годы мало кто задумывался, по отношению к которой признавался лишь суд оружия, Довженко, не оправдывая падения Христа, взвесил и причины этого падения, столк­ нул ее с тем бездушно бодрым «совчинов- ником», из-за безответственно-оптимистиче­ ских заверений которого («город сдан не будет», «всем оставаться на своих местах») она и попала в беду. Довженко не отма­ хивался от чужой беды, а — перефразирую Маяковского — болел за всех, плакал и платил за всех, именно поэтому он глубже многих добирался до причин болезни, без правильного определения которых невоз­ можно и успешное лечение... Конечно, мо­ нолог Христа («Почему я такая?») не очень достоверен в бытовом плане. Но, ду­ мается, для такой цели нужна была и та­ кая эстетика. Под одним из включенных в публикацию кинокадров (из фильма «Битва за нашу со­ ветскую Украину») воспроизведена цитата из текста Довженко к этому фильму: «Вот живые символы народного бедствия, это не похоже на действительность, но это прав­ да». Восприятие жизни вот в таких «жи­ вых символах» было характернейшей осо­ бенностью и личности и творчества Д ов­ женко... 4 Говорят, победителей не судят. В том, что названные издания, при всех их из­ держках и недостатках, в целом следует отнести к успехам нашей литературы, на мой взгляд, сомневаться не приходится. Но умный победитель не ' захбчет завтра же оказаться в роли побежденного и извле­ чет уроки не только из побед, но и из не­ удач, поражений, просчетов. А просчеты в упоминавшихся изданиях есть, и пройти ми­ мо них было бы просто не по-хозяйски. Научная разработка темы, по сути, только начинается, и здесь даже ошибки поучи­ тельны. Естественно начать этот разговор с тома «Литературного наследства». Прежде всего — об аппарате, чрезвычай­ но важном для подобных изданий. Вступи­ тельная статья Б. Бялика удачно решает две задачи: дать общую картину литера­ туры военных лет, какой она была, и вме­ сте с тем — прочесть ее сегодняшними гла­ зами. Следовало бы только, мне кажется, больше «опереть» статью 'непосредственно на материал тома, глубже осмыслить то новое, что вносит он в литературный обиход. Может быть, это не входило в задачу авто­ ра вступительной статьи? Тогда тому явно недостает второй статьи, специально ре­ шающей эту задачу. Если говорить о составе тома, то, высо­ ко оценивая работу редакции в целом, следует все же сказать, что не во всех слу­ чаях она достаточно «По-хозяйски» распо­ рядилась своими владениями. Например, некоторые из воспоминаний об участии пи­ сателей в работе фронтовых газет смахи­ вают скорее на расширенные автобиогра­ фии. Не всегда редакция была достаточно устойчива и перед гипнозом имен,— иначе чем объяснить, что на страницах тома мож­ но встретить, скажем, стихи известных по­ этов, не добавляющие славы их авторам... Вместе с тем нельзя не пожалеть, что на тех же страницах не нашла — или почти не нашла — достойного отражения деятель