Сибирские огни, 1968, №5

ся в послесловии к I книге сборника «В ре­ дакцию не вернулся»: его издание, в сущ­ ности, лишь начало выполнения нами наше­ го гражданского и общественного долга пе­ ред памятью погибших. По подсчетам, сде­ ланным автором этих строк вместе с группой исследователей, работающих над «Словарем- справочником писателей-фронтовиков», на основании сведений Комиссии по военно­ художественной литературе СП СССР и анкет «Литературного наследства», общее число писателей, погибших на фронтах Ве­ ликой Отечественной войны,— около 350 человек. Иные из них ушли во фронтовую печать уже широко известными писателя­ ми, иные — только начинали свой путь в литературе, и их первые стихи, рассказы, очерки, корреспонденции увидели свет на страницах армейских, флотских, дивизион­ ных многотиражек, партизанских газет и листовок, а к широкому, всесоюзному чита­ телю пришли почти двадцать лет спустя (В. Багрицкий, Б. Богатков, J1. Вилкомир, В. Занадворов, В. Лобода, Г. Суворов, Л. Шершер, Е. Ширман, М. Шпак, Н. Шуть). Но — старшие и самые молодые, поэты и критики,— они одинаково не мыс­ лили собственной жизни вне того главного, чем жил тогда весь народ, не мыслили своей судьбы вне судьбы народной. Быть на переднем крае борьбы — было для них личной потребностью: не увидев, мало то­ го — не пережив того же, что переживали бойцы, переживал сражающийся народ, не­ льзя было и правдиво, горячо рассказать об этом... «Военный корреспондент,— писал в те дни Юрий Жуков в статье, посвящен­ ной памяти военкора «Комсомольской правды» Николая Маркевича,— хотел опи­ сать бой глазами солдата. Для этого ма­ ло поговорить с участником боя. Для этого надо самому быть на его месте, самому хлебнуть горького воздуха атаки,— только тогда на кончик пера пойдут настоящие слова, искренние чувства и верные образы». Уходят в ополчение поэты В. Стрельченко, А. Ясный, детский писатель М. Гершензон, критики А. Роскин и М. Серебрянский; от­ казывается остаться в Москве вызванный туда с фронта редакцией «Комсомольской правды» ее военкор Аркадий Гайдар «Как я могу,— взволнованно говорил он собесед­ нику,— находиться в такое время здесь, когда мои герои, ученики и последователи Тимура,— сегодня там, на фронте?! Нет, чтобы иметь моральное право призывать других к подвигу, я должен сам быть его участником...»1 Единство жизненной и писательской судьбы таких людей, как Гайдар, известно сегодня едва ли не каждому. Но в том-то и сила поколения, выигравшего войну, что это единство не было привилегией одино­ чек. Это была черта массовая, норма по­ ведения литераторов всех возрастов и ран­ гов. Вот почему ценно то, что составители 1 См. об этом подробнее: Б. К а м о в . П арти. занской тропой Гайдара, «Детская литература», М., 1965. названных изданий не ограничились лишь именами известными; они хорошо понима­ ли, что создают не антологию «Великая Отечественная», куда по справедливости должны были бы войти в первую очередь проверенные временем «вершины», а скорее дополнение к этой антологии, и, не боясь и упреков со стороны «недоотраженных», возвратили, а в ряде случаев впервые вве­ ли в литературный строй имена и — глав­ н о е— произведения авторов, которых чет­ верть века назад война вырвала из строя жизненного и литературного. Чтобы пока­ зать, как это расширило и обогатило наши представления о литературе войны и о ее создателях, приведу несколько примеров. Леонид Вилкомир — человек и журна­ лист совсем иного поколения, чем Гайдар: лишь в 1934 году он поступил в Литератур­ ный институт, с 1938 года — в армии, газет­ чик, сотрудник «Красной звезды». О Вил- комире-поэте широкий читатель узнал лишь в последние годы из стихов, опубликован­ ных впервые в сборниках «День поэзии», «Имена на поверке», «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне». Но характерно: как и Гайдар, Вилкомир с самого начала войны стремился жить жизнью своих героев,— иначе он не чувст­ вовал бы себя вправе писать о них. В сущ ­ ности, это для него — продолжение жизнен­ ного (не только поэтического!) принципа, обретенного еще в трудовой юности, в па­ фосе 30-х годов. В 1936 году, работая в Ниж­ нем Тагиле, он писал: Чуть-чуть недоспать. чуть-чуть недоесть,. Но чтобы в руках гудело. ' Это самое что ни на ест^ Мое настоящее дело. Как радостно видеть готовый пролет, Первой вагранки литье И чувствовать, что ежедневно растет Настоящее дело мое! Когда пришла война, корреспондент «Красной звезды» старший политрук Леонид Вилкомир, как и многие другие, отдает се­ бя без остатка новому, тяжелому, но не­ обходимому, настоящему делу — делу побе­ ды. Он не может писать с чужого голоса: входит в состав тайковых экипажей, летает на бомбежку вражеских объектов В одном из таких полетов его самолет был подбит... Еще пример. В октябре 1942 года на страницах «Комсомольской правды» по­ явился очерк военкора газеты капитана Н. Маркевича «Записная книжка комсо­ мольца Губанова». Вскоре и сам Николай Маркевич пал смертью храбрых. В остав­ шихся после него записных книжках поме­ чено: «Два дня сидел над дневником уби­ того бронебойщика Бориса Губанова. Вре­ менами читал точно собственную биогра­ фию»1 (подчеркнуто мной.— А. К.). 1 Цит. по статье Ю. Ж у к » • а «Военный кор- респондент» (сборник «В редакцию не вернулся», стр. 255). См. там же чрезвычайно интересные выдержки — к сожалению, только выдержки! —« из дневников и записных книжек Н. М а р к е в и - ч а, показывающие, литератора каког дарование и душевной чистоты мы потеряли