Сибирские огни, 1968, №5

в скелете жалком, в сердце, чуть живом, изголодавшемся, измученном, больном, вдруг разбудил я сердце великана. С какою силой, волею какой вгрызался в камень он, дробил киркой!.. Сочилась кровь из ран, кровоточило сердце, да, кровью сердца обагрился пол. Но он упрямо к цели шел и шел — и вырвался из лап твоих, Освенцим! Когда свободу ощутили мы, впервые там, за стенами тюрьмы, увидел я, что и мужчины плачут. О как согрел нас ливень ледяной! И ветер целовался как шальной, благословлял и обещал удачу. Все позади — колючка и конвой. Товарищ мой той ночью грозовой припал к земле иссохшими губами и целовал ее, кровавя рот. Казалось, он не двинется вперед, пока не поцелует каждый камень. Три ночи на восток что было сил спешили мы. Три ночи он твердил, как заповедь, с которой в бой уходят, то слово, что соединило нас, то слово, что из пекла в страшный час нас возвратило к жизни и свободе. Как факел, в сердце он его несет, сильнее становясь из года в год. В нем солнца свет, в нем смысл его стремлений к борьбе за мир и дружбу на земле. Не зря он на прощанье крикнул мне единственное это слово: «Ленин!» П еревел с немецкого А. КУХНО ГОРНАЯ СОСНА Как призраки из сказок, обступают ее толпой причудливые скалы, и кажется, что даже камни тают под беспощадным солнечным накалом. Когда же буря сотрясает горы и в страхе стонут древние вершины, сосна лишь вздрогнет от ее напора, взметаясь гордо на скале пустынной. Как удалось ей на гранитном склоне пронзить корнями каменные тверди