Сибирские огни, 1968, №5

Предстояло жить — крошить себе зубы скрежетом или глушить боль истошным криком и т е р п е т ь . Он будет жить, пока хранит свою тайну. Каждая минута предстоящей жизни уже сама по себе была победой и подвигом. — Also, wollen wir beginnenl* С него сорвали остатки одежды, заломили навзничь, сгиной поперек «коня». Углы плахи сразу въелись в позвоночник — трудно дышать, трудно шевельнуться. Руки и ноги в железных зажимах, растянутых к стойкам. Запрокинутая голова висит в полуметре от пола. Казалось, что распятое тело вывернуто наизнанку вверх ногами. Такого с ним еще не творили. — ...Мы будем делать над тобой работа под нумер один. Только под нумер один... Весь мир распят и вывернут наизнанку! Не понять — откуда огромной занозой входит свирепая боль. Потом еще и еще. Удары ее обрушиваются на тело со всех сторон. Что с ним делают?! Что делают?!! — ...Ты скажешь... Боль вгрызается глубже, распирает грудь, выдавливает глаза из черепа. — ...обязательно назовешь явки... Тело яростно бьется в тисках чугунного удушья, из гор л а— хрип вместо крика. Теперь уже молнии с треском пронзают и раскалывают его на части. Дробится созна- ние, красные осколки, как брызги из-под молота на накоьэльне... Этому нет конца... Смерти!!! Смерти!!! Он не помнил, как очутился на полу, хотя, кажется, нё терял сознания. Боль медленно покидала его. Он лежал с закрытыми глазами— опустошенный, глухой ко всему. Первой мыслью было: отстали... неужто н а з в а л ? ! Он испуганно вскинул веки. Сидящий у стола, вполуоборот к нему, гитлеровский офицер перехватил его взгляд одним глазом — цепким, наметанным глазом опытного сокрушителя душ. — Это продолжалось только десять минут,— скачал шеф гестапо — Когда мы начнем делать работа под нумер три, она будет очень долго. Ты перестанешь думать и понимать. Но я для тебя имею другой довод... «Значит, выдержал»,— отметил он про себя. Гитлеровец говорил — запугивал «ра- ботой под номер три», до сознания доходил лишь звук скрипучего голоса— сдавалось, ножом скребли ржавый лист железа. Он застыдился своей наготы. Потянулся за обрывками одежды. Вспышка боли в плечах и коленях едва не опрокинула его. Брюки он все же в.чял. начал натяги­ вать. Остановили нелепо прозвучавшие в устах гитлеровца знакомые фразы: — ...Если же я нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости.. Шеф гестапо держал в руках листок и читал вслух. Читал ему текст их «Клятвы»! — «...то пусть'мое имя, мои родные будут навеки прокляты»... Это написал ты? Он не ответил. Он решил, что вообще не заговорит больше: теперь в этом не было смысла. — Ты думал, я не имею другой довод? Ты его получишь, другой довод. Я буду делать так, как ты сам написал.— Шеф гестапо отложил листок,— Ты имеешь на­ деж ду после смерти быть герой — это, как это? — Герой Советского Союза? Нет. Ты сдохнешь как предатель. И твои родные тоже сдохнут — пся фамилия: отец, мать, сестра... Казалось, сердце вскрикнуло от ужаса: не надо!.. Отец! Мать! Сестра! За что?, А он-то надеялся, что его провал не навлечет на них такой кары! — Родители ни при чем,-— судорожно выдохнул он, сознавая нелепость своего * Итак, начнем (нем.).