Сибирские огни, 1968, №5

Докопались. Д о самого подпольного обкома партии добрались!.. Сейчас начнет­ ся. Сначала — вопросы, потом — на скамью, а придешь в сознание — объяснит, как делал Зоне., Мысли в голове расползались, как бумага в воде. — Старший — тоже в армии. Он понимал, он осознавал, что наступают самые жуткие минуты в его жизни. Глаза помимо воли скользнули на деревянное сооружение около стены, где раньше находилась скамья. Оно напоминало физкультурного «коня», через которого, бывало, прыгали в школе. Рядом с этим снарядом стояло двое угрюмых плечистых гестапов­ цев в серых френчах с завернутыми, как у мясников, рукавами. Они, ясно, ждали команды своего шефа. Но офипер продолжал говорить. — Михаил Третьякевич есть твой брат. Он был секретарь городского комитета. Разгром. Теперь уж е полный разгром. И в мыслях — разгром. Усталость — свин­ цовый груз — в голове, в груди, кажется, душу погнуло. За окном в вечернем сумраке оставалась жизнь. Уцелеют лишь те, кто успел бежать. Они и расскажут об их борьбе. Нет, и они не все расскажут. Они ж е не бы­ ли здесь! Мукам свидетели только враги, а уж эти, доведась случай, постараются их оболгать... Несколько мгновений он, стоя на ногах, падал в бездну беспамятства. Одна­ ко — опомнился. Жарко топилась печь. Дверца была распахнута. Огромные клещи с длинными рукоятками, какие применяются в кузницах, калились в огне. Он разглядел на ножках «коня» прикрепленные короткими цепями наручники и заж имы ,для ног. Д а, такого «оборудования» в полиции не было. Его собирались пытать мастера высшего класса. Сейчас раздастся команда... Но вместо этого фашист движением пальца удалил из камеры допросов всех, кроме своих подручных. — Нам известно: Михаил Третьякевич оставлен как комиссар партизан... «Зачем он это говорит?..— тусклым перезвоном отдавались слова немца в моз­ г у — Что им от меня надо?..» И хотя он уж е точно знал, чего гестаповцы будут добю- ваться, он продолжал недоуменно твердить про себя: «Что им еше?..» С толку сбива­ ла непонятная откровенность врага. Фашист, рассказывая, что- им известно, как бы приглашал вместе поразмыслить," где может находиться комиссар, секретарь подполь­ ного горкома партии Михаил Третьякевич, уцелевший с группой людей после раз­ грома партизанского отряда Яковенко. Он мучился, пока шеф гестапо не объявил торжественным тоном: — Ты сейчас скажешь, где явки коммунистов города Луганск. С головы, с груди, с живота — разом схлынуло, будто ледяная глыба соскользну­ ла: « н е з н а ю т!..» И первый раз в этой камере он почувствовал нечто похожее на радость, вроде бы степного ветра глотнул. Пустота, отрешенность кончилась. Он слов­ но приходил в сознание после обморока. Тело медленно обретало силу и способность к сопротивлению. — Я ничего не знаю про Михаила. Он в самом деле не знал, где находится старший брат. — Ты можешь не знать, где находится брат,— сказал офицер.— Я спрашиваю назвать тайные квартиры коммунистов. Один-два адреса. Это ты обязательно знаешь. Проклятый фашист! Чем от него воняет?.. Он нарочито внимательно обвел взглядом клещи, «коня», «инструменты» на столе. — Я не знаю адресов явочных квартир.— Этим он давал понять, что понимает, что ему предстоит вынести. Затем раздельно добавил: — А если б и знал, все равно ничего бы не сказал. Лицо гестаповского офицера начало медленно буреть, фашист взял раскаленные клещи из печи, поводил ими перед его лицом: — Мне ничего не сказать?.. Ты сейчас будешь сожалеть, почему народился... [