Сибирские огни, 1968, №5

— Д а чего уж...— предатель глянул на окровавленное лицо Виктора, но тут же- снова уставился на покрытый бурой грязью пол. Раньше совесть его не обременяла. Именно поэтому Почепцов без особых терза­ ний писал донос. Только сейчас, стоя рядом с выданным им человеком, впервые ошу- тил тягостную боль в душе. Присутствие Третьякевича было так мучительно, что, окажись они где-то, где бы их никто не видел, Геннадий мог всадить нож в спину или размозжить ему сзади голову камнем. Смертельно боясь Соликовского, Почепцов в то же время не меньше боялся разоблачения, поэтому всячески уклонялся от прямых ответов и мямлил: «Чего там. Что скрывать? Все сознались...» И Соликовскому, и Третьякевичу было ясно, что Геннадий изворачивается и тем­ нит. Но Соликовский знал, что Почепцов темнит перед подпольщиком, чтобы не выя­ вить своей истинной роли в их провале. А Виктор считал, что Генка изворачивается перед полицаями, и все истолковывал по-своему. «Что скрывать?.. Все сознались...» — анализировал он каждую его фразу,— «Но ребята молчат! Иначе бы все аресты были закончены в одну-две ночи. Не дурак же Генка, должен понять. Должен сообразить: если бы Соликовскому было все известно, зачем эта очная ставка? И вообще все допросы потеряли бы смысл... Но почему он прячет глаза? Почему не смотрит? Мо­ жет, сознался в чем-то пустяковом? Должно быть — в краже продуктов! Надо по­ мочь ему...» — Поглядите на него,— пытался он ввести в заблуждение Соликовского.— Разве такой пойдет листовки расклеивать? — Так, так...— мотал кудлатой головой начальник полиции, а из каждой поры его рыхлой физиономии лезла насмешка: ври, ври!.. Подскочил следователь Кулешов, ударил кулаком по лицу: — И тут хочешь выгородить? Ну тогда тебе есть что нам рассказать, не только про немецкие посылки... «Знают, что Генка с нами у машины был!..» — Случайно около грузовика с ним столкнулись. Наверно, тоже хотел пожи-^, виться. Как увидел нас о Мошковым — бежать. Может, стащил что — не знаю. Спустя три месяца Кулешов, ссылаясь на эти слова Виктора, заявит нашим след­ ственным органам, что во время очной ставки с Почепцовым Третьякевич в его при­ сутствии называл фамилии подпольщиков. И Почепцов за ним подтвердит: j — Д а, Третьякевич выдавал. Мошкова назвал, Земнухова.., • Это явится главным звеном в цепи клеветы. Но ведь очная ставка происходит после того, как абсолютное большинство мо­ лодогвардейцев уж е было схвачено. Называть или не называть фамилию Мошкова, Земнухова — то есть тех, кто был арестован вместе с Третьякевичем,— какое это имело значение? Это не обвинение, а оправдание для подпольщика: значит, Виктор морочил голову палачам — называл лишь тех, чьи имена доподлинно известны были гитлеровцам. А главная нелепость: зверские пытки не смогли заставить Третьякевича выдать товарищей (это логически следует из тех же слов предателей), а очная ставка, буд­ то бы, сломила его? Тех членов Молодой гвардии, которых не знал Почепцов, следователи выявляли с помощью косвенных улик. Устанавливали, кто с кем дружил, кто с кем встречался, прибегали ко всяким хитроумным уловкам. Не последнюю роль, возможно, сыграли и записки, передаваемые из камер на волю. Враги делали вид, что не замечают пе­ реписки, но сами тщательно следили за ней. Одно неосторожно упомянутое имя, ре­ бячья кличка или намек, который, по наивным представлениям малоопытных под­ польщиков, дуракам-полицаям, мол, не понять,— и вот уже потянулась иовая цепочка арестов...