Сибирские огни, 1968, №5

Ах ты, степь родимая, Степь непобедимая, Сильными № твердыми Ты растила нас... Не осталось в живых участников этого разговора. Но что такой разговор со* стоялся, видно из поведения их на последующих допросах. Об этом, спустя много времени, рассказывало несколько бывших полицаев, представших перед советским судом. Мошков, харкая кровью, кричал палачам: «Вы можете меня вешать! СлыЬште?! Все равно моим трупом вам не заслонить солнце, которое взойдет над Краснодоном!..» Смог ли бы так презирать боль и смерть даж е этот бесстрашный человек, если бы усомнился в друзьях или в том деле, ради которого отдавал свою жизнь? Толе Попову фашисты дробили поочередно палец за пальцем, затем, озверев от его запирательства, отрубили ступню ноги — ничего не добились. Подобное упорство имело смысл лишь в том случае, если Анатолий был уверен, что все его друзья, и в первую очередь — руководители подполья, ведут себя так ж е стойко. А об изощренных пытках, которым был подвергнут Виктор Третьякевич, один полицай сказал: — Страх, что с ним творили... Не только в их камере продолжал жить прежний боевой духМолодой гвардии! В разных концах длинного серого барака звучали комсомольские песни. Грохотали в двери приклады: «Замолчать!..» Ко назло врагам, назло самой смерти по бараку гремело: Мы кузнецы, и дух наш молод. Куем мы счастия ключи... И з камеры девочек часто доносился глуховатый грудной голос Ульяны Громо­ вой. Она любила стихи и читала их даж е перед казнью: • Сыны снегов, сыны славян. Зачем вы мужеством упали? Зачем? Погибнет ваш тиран. Как все тираны погибали! Люба Шевцова о своем появлении в сером бараке объявила звонкими частуш­ ками собственного сочинения: Клейст поехал на Моздок, Да хреновый был ездок, Подвела его кобыла — До могилы дотащила... «Смерть немецким оккупантам!» — писали молодогвардейцы на стенах камер. Молодая гвардия в тягчайших испытаниях отстояла свое бессмертие. Кровью своей она начертала духовное завещание: вечно служить народу. «...Впереди советская молодежь увидит еще не одну весну и золотую осень. Бу­ дет еще чистое мирное голубое небо, и светлая лунная ночь, будет еще очень, очень хорошо на нашей дорогой и близкой всем нам советской Родине!»* И пока они были живы— они хотели жить. Поэтому каждый день заходили разговоры о наступлении наших войск: это была единственная надежда на спасение. «Все вынесу,— думал он,— лишь бы маму не тронули...» Когда начинали говорить о родных, он сжимался и молчал, б у дю впадал в бес- * Слова Любы Шевцовой, сказанные накануне казни. \