Сибирские огни, 1968, №4
Обоз встал на отдых. Возы разъехались по дворам, холостые му жики устроились в помещении склада, где теперь, к удовольствию де ревни, шла свадьба с двумя музыкантами, с красавицей невестой, с хле босольными, хоть и не богатыми на угощение, хозяевами. На площади перед складом толпился народ. Здесь по воскресеньям шумел базар,— от склада короткой улочкой тянулись в два ряда при лавки под дощатым козырьком. Мало-помалу свадьба перекочевала из склада сюда, гости лузгали семечки, внутри склада на длинном столе стояли эмалированные миски с вареным мясом и четверти с мутным самогоном. В толпе сновала Гребенючиха, праздничная, церемонная, со сложенными под грудью ручками, и с показным смирением взывала: — Не побрезгайте, люди добрые, нашим хлебом-солью... Всех про шу до нашего шалашу! Соль— серая, крупная — насыпана в три тарелки, а хлеба уже не стало, людям не хватало и по тонкому ломтику. — Жениха куда подевали, бабка? — крикнул жто-то.— Упился что ли? — Жених тверёзый,— сказала Гребенючиха, ласково кивнув Шпа ку.— Он у нас музыка, а к танцам негодящий. Хоть бы для людского глаза, для близиру, подошла к нему Настя, заговорила с ним по-родственному: разве он виноват в том, что Фрося ушла от матери и про свадьбу все решила сама, без Насти? Может, война и поворожила ему, но не так, как Настя думает: в селе они с Фро сей редко виделись, Шпаку от разных дел не продохнуть было, а тут день за днем друг у друга на глазах, и мудрено было Фросе не понять, какой он хороший и верный человек, что и Коваль и Сагайдак без него шагу не ступят. Пока Фрося кружилась без него в танце, а делопроиз водитель ЗАГСа отдыхал внутри склада со стаканом самогона в руке, Шпак вспоминал тихую звездную ночь в междуречье, когда все и реши лось. Он таки взгромоздился на низкорослую лошадь, по прозвищу Та тарка, поднялся в стремени, тяжелый, как куль, лошадка присела от неожиданности, и, махнув поверх крупа деревяшкой, Шпак опустился в седло В ту ночь они с Фросей быстро съехались, кони под ними были такие умные, что и без слов (знали хозяйскую нужду. Ехалк рядышком. Неясно белели в степи спины коров, луна еще не всходила, откуда-то снизу кричала степная сова. Хорошо было им, точно их оставили одних; хорошо было и молчать, но им хотелось говорить. «Вы красиво в седле сидите,— сказала Фрося.— Як кавалерист...» — «Совестно мне, Фрося,— шепнул он.— Кругом война, нужда у людей, а я такой счастливый...» — «Чем же вы счастливы?» — спросила она с притворным удивлением.— «Тем, что узнал вас... Сколько живу, не видел я лучшего человека...» И кони вдруг встали тесно, и Шпака с Фросей прижали друг к дружке, так что Шпаку пришлось обнять девушку, и тут уж она не могла не по дивиться его биле. «Ой, и сильный же вы! Еще из седла вырвете!..» Луч шего совета Фрося не могла ему дать: он и сам ловко соскочил на зем лю и Фросю снял. Кони остались без верховых, стояли рядышком, тихо, ждали, пока хозяева порешат важные дела. А Шпак с Фросей не при сели, стоя грели один другому руки, и лицо трогали, нежно, осторожно, как два слепца, хотя луна уже и взошла и красновато отражалась в светлых, калмыцкого рисунка глазах Фроси. Луна поднималась быстро, менялась в цвете, зажгла в зрачках Фроси зеленоватый огонь, а они все стояли. «Я б степью шел, одной степью, чтобы города и на глаза не по падались»,— сказал он загадочно. «Чего вы города боитесь?» «Даша в госпиталь ушла, Полина тоже ладится... Может, и вам с нами скучно станет...» Она долго молчала, нашарила в кармане жакета давно уже
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2