Сибирские огни, 1968, №4

крался за стадом, летя низко, у самой земли. Он настиг их темным, мелькнувшим с затылка корпусом и отчетливым стуком пулеметов. Про­ несся, выбивая из гурта скотину, как зерно из колоса, скрылся впереди, и уже шел навстречу, бил в лоб, теперь уже с высоты, в запоздалом грохоте зениток. Пули на втором заходе вспороли воду в нескольких метрах от переправы, только на холмистом берегу была убита еще не ступившая на понтон Пеструшка. Сагайдак был уже на левом берегу. С высокого корпуса гнедого он увидел, как попадали в воду коровы и забурлила река, неся на себе бью­ щуюся в агонии скотину, как загорелось сено на одном из возов. Кто-то упал с переправы, темная голова исчезла в стремнине. Испуганные кони понесли, уперлись дышлом в передний воз, и Сагайдак увидел, как го­ рящая копна качнулась раз, другой, накренилась и ухнула в воду. Она поплыла вниз по течению, оседая под собственной тяжестью, расстилая над водой густой дым. Самолет не возвращался, но животных охватила паника; проскочив переправу, они метались по сырому пойменному лугу, кони понесли во­ зы с сеном. На реке еще дымилось, растягиваясь по течению, сено, в ста метрах от Сагайдака горела военная «эмка», кого-то оттаскивали в сто­ рону от пылающей машины. На илистый берег вышел из воды Горовен- ко, по опустевшим понтонам металась в крике Стеха Невинчаная. Батько-о! кричала она.— Рятуйте его... рягуйте, люди! — Нехай Горовенко и Хомич сюда с возом едут,— крикнул Сагай­ дак Фросе. Подберем коров.— На переправе лежали две убитые ко­ ровы. А там как? — спросил он, показав на правый берег. Он Пеструшку достал, а я отак стояла.— Фрося показала рукой, что стояла рядом, вот как сейчас с Сагайдаком. И только теперь от за ­ поздалого страха и жалости к Пеструшке она заплакала. Бери Стеху и давай, Фрося, подальше. Бачишь лесок за лугом, станем там до утра. Надо Опанаса шукать. А тут стоять нельзя, обратно может прилететь. Сагайдак шел по опустевшему, залитому кровью понтону. На пой­ менном берегу толпились люди, вглядывались в спокойную уже гладь реки. Горовенко объяснял им что-то, показывал рукой то на переправу, то вниз по течению, куда должно было снести тело Опанаса, а Сагай­ дака охватило странное оцепенение. Как будто он твердо знал, что эта беда миновала, и задержись они у переправы хоть на сутки, сюда не прилетит больше ни один самолет, и вместе с тем, все это было ему как будто безразлично, и появись сейчас над рекой штурмовик, Сагайдак нисколько не ускорит шага, будет так же волочить ноги, гребя носками сапог грязь. Пеструшка еще дышала, ее прямые, вытянутые ноги от лопаток до копыт пронизывала конвульсивная дрожь. Две пули вошли в спину, ря­ дом с хребтом, а вышли у живота и груди. Окровавленная, она будто переменила масть, стала трехцветной, по примете — счастливой. — Пристрели,— попросил Сагайдак часового. Солдат не решился, только повел плечами и потер ухо о жесткий воротник шинели. Из кучки военных, стоявших у грузовиков, вышел офицер, на ходу вытаскивал из кобуры наган Он был без шинели, из-под суконной гим­ настерки торчал воротник вязаного свитера. — В сердце бить? — осведомился он на ходу. — В ухо, в ухо! — присоветовал оживившийся часовой.— Она на сердце лежит. Офицер шел к Пеструшке молодым, пружинящим шагом, подойдя,