Сибирские огни, 1968, №4
матерчатое седельце и веревочные стремена, выбрал тихую вороную кобылу под масть плюшевому жакету Даши, который она на прощанье отдала Лазарю. О матери Лазарь почти не заговаривал, но искал ее постоянно. Случалось и ночью, разбуженный мимоходными людьми, он прислушивался, не послышится ли в темноте ее певучий голос. Едва вда леке вырастали домр рабочих поселков, черепичные и железные кровли, колодезные журавли, рифленая жесть пакгаузов,— как его охваты вало беспокойство: в каждом из этих домов могла жить его мать. Они въехали шагом на станичную улицу, наступая копытами на соб ственные вытянутые и по-вечернему размытые тени. Солнце садилось за их спины, облив торфяной болотистой рыжиной дорогу, плетни и хаты в глубине дворов. Посреди улицы, словно не зная, к какому берегу при ткнуться, торчали столбы, и у третьего по счету от въезда в станицу •стояли люди. ! Их было трое — рослых, одетых в зимнее, в старых, с темным до нышком, кубанках. Издалека они приняли Лазаря за низкорослую мел кую бабу: на нем было надето и пальто и плюшевая кофта, в талии пе рехваченная ремешком, а поверх фуражки Лазаря повязали платком. — Здравствуйте! — Сагайдак придержал коня в нескольких шагах от станичников. Они с насмешливым удивлением оглядывали его кургу зую шинель и солдатскую ушанку, тщедушного пацана на вороной ко быле.— Вечер добрый! — повторил Сагайдак. — Добрый, если не брешешь! — откликнулся усач с благообразным стариковским лицом, с мягким серебром висков и румянцем на пол ных щеках. — Нам брехать не расчет, сами правды шукаем. — Хохол? — по-хозяйски спросил старик и, не дожидаясь ответа, добавил :— А он жидок! Станичники рассмеялись, как будто старик пошутил. — Я ихнюю нацию нюхом чую,— самодовольно сказал старик. — Так оно ж и слепому видать,— проговорил крючконосый, желто лицый станичник в низко надвинутой на лоб кубанке. — Не замайте хлопца,— сказал Сагайдак.— Он круглая сирота. — Воспйтуешь, значит? — хмыкнул третий станичник, тоже сиво усый, коротконогий, ростом с Зозулю. — Не кидать же на смерть малого,— ответил Сагайдак спокойно. Жители всякий раз старались помочь Сагайдаку, припомнить, кто, когда проходил мимо них, звали соседей, а эти и лба не морщили, у них был готов ответ. Бог с ними, со старухами и увечными, а коней они при метили бы. Они и тут чаще поглядывали на гнедого под Сагайдаком, на мелкую степную кобылку, чем на седоков. — Носят вас черти по православной земле,— сказал старик сурово, его бас раскатывался по широкой улице.— Идут и идут вахлаки, а куды? В татары, что ли? Протодиаконская октава раздражала Сагайдака, но ему не хоте-' лось ссориться со случайными, встречными людьми. — Бежим, а то не бежим? — подтвердил он, окидывая взглядом темную с сиреневым дорогу, человека с костылем на ней, двух баб у тына, дымы над хатами, ленивые взмахи крыльев, слетавшегося на но чевку воронья.— Не от добра бежим, от огня. ' Желтолицый, в низко сидящей кубанке, матюкнулся непонятно в чей адрес. — Матюгом немца не напугаешь и власть не сменишь. Матюгом ничего не докажешь. — Где это видано, чтоб мужик землю бросал и по шляхам бегал? —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2