Сибирские огни, 1968, №4

Низко над горами плыло нежаркое усталое солнце, и, казалось, все вокруг отдыхало в тишине: и пожухшие травы, припавшие к земле, и золотистые листья на березах, доживающие последние часы, и сонная хвоя лохматых сосновых веток, готовых принять на себя пушистые хлопья первого снежка. Куда-то под кочки попрятались тетерки с косачами, успевшие на­ бить зобы березовыми сережками, и схоронились рябчики, закончив­ шие утреннее пиршество на лакомых кустах горькой калины. Не угомо­ нились только одни пестрые дятлы — продолжают в поисках вкусных семечек раздалбливать сосновые шишки в своих кузницах. А где у них наковальни — не сразу разглядишь. Надежда сначала прислушивалась, присматривалась, под конец разочарованно пожала плечами. Владимир указал на одну из старых сосен, сквозь раскидистую и густую крону которой, как сквозь темную тучу, не просвечивало солнце. — Смотри, сейчас уронит расклеванную и опустошенную шишку, бросит резкий торжествующий писк и полетит за другой. — Небось, и это примечать научил Сосипатыч? — Он. Гляди, шишка упала. Вон их сколько на земле. Теперь слушай. Дятел пискнул, но не полетел, а на той же сосне, сверкнув белым боком, перепорхнул на крайнюю ветку, словно хотел поджечь ее огонь­ ком жарких перышек. Отстригнув там крепким клювом шишку, он вер­ нулся с нею к стволу сосны, защемил в расщелину обломленного сухого сука и, откидывая литую голову, как молоток, снова принялся ковать. — Пойдем,— шепнула Надежда.— Пусть он обедает спокойно. Под ногами мягко шелестели опавшие листья, успевшие немно­ го поржаветь на земле. В трех шагах пробежал полосатый бурундук, испугался, но свистнуть не мог — боялся обронить зернышки, что нес за щеками про запас,— и юркнул в норку между черных, будто чугун­ ных, корней сосны. И опять лесом завладела тишина. Если остановиться, можно услы­ шать, как отрывается мертвый лист от новой почки, прибереженной деревом для будущей весны, как он, неторопливо колыхаясь, шелестит в воздухе и с последним шорохом находит покой на земле. Ульяновы идут медленно, прислушиваются к успокоительной тиши­ не леса. Что может быть приятнее такого отдыха? И жаль, что эта даль­ няя прогулка последняя в нынешнюю осень. Вдруг из-под валежины, на которой давно засохли листья, выпры­ гивает заяц, ошалело мчится прочь, огибая сосны. И вслед ему грохочет азартный выстрел. Пахнет пороховым дымом, сизое облачко закрывает даль, и Владимир бросается как бы вдогонку за подранком. — Зря, Володя. Я видела — косой убежал,— окликнула Надежда, рассмеялась.— Ты же не хотел стрелять по зайцам. — Не мог удержаться. — А вон за кочкой... Видишь, чернеют ушки? — Не соблазнишь... Этот,— Владимир хлопнул в ладоши,— пусть бежит. О-ле-еле-е! Улепетывай! Третий выскочил так же неожиданно, как первый, и Владимир опять выстрелил, не успев прицелиться. Махнул рукой, пеняя самому себе, и закинул ружье за плечо. Потом они отдыхали, сидя под сосной, на сухой, похожей на мел- кую-мелкую осоку, травке, которой Сосипатыч обертывает ноги вместо портянок, и смотрели на голубую беспредельность неба. — А через год... Хотя у тебя еще не кончится срок... А вот через два года... Где мы будем, Надюша? В Женеве или еще где-нибудь там.