Сибирские огни, 1968, №4
Думы о своей партийной газете подогрела книга Бернштейна, на конец-то раздобытая и присланная Маняшей, об аресте которой они еще ничего не знали. Получив долгожданное сочинение, Ульяновы забыли даже о газе тах, доставленных с той же почтой. Сели за стол и принялись читать вместе. Иногда заглядывали в словарь, повторяли сложные фразы, объясняли друг другу немецкие идиомы, впервые встречавшиеся в тексте. Владимир сожалел, что этой книги не было у него под рукой, когда отстаивал резолюцию. Он не сделал бы уступки. Да и в проекте написал бы о Бернштейне, вдохновителе русских «экономистов», в полную силу гнева и сарказма. В первый день они прочли половину. А на следующее утро Владимир написал матери: «Теоретически — невероятно слабо; повторение чужих мыслей... Практически — оппортунизм (фабианизм, вернее: оригинал массы утверждений и идей Бернштейна 'находится у Webb’oe в их последних книгах), безграничный оппортунизм... Вряд ли можно сомневаться в его фиаско. Указания Бернштейна на солидарность с ним многих русских... совсем возмутили нас. Да, мы здесь, должно быть, и вправду совсем «стариками» стали и «отстали» от «новых слов»..., списываемых у Берн штейна». Он знал, что мать покажет письмо Анюте и Марку, Маняше и Мите. И для всех будет ясно, что «новые слова» списывают у Бернштейна «ле гальные марксисты» во главе со Струве да рьяные из «молодых», око павшиеся в редакции «Рабочей мысли». Предстоит схватка с теми и другими. Книга пошла по рукам. Ее пересылали из села в село. За какие-ни будь две недели успели прочесть и в Ермаковском, и в Теси, и в Мину синске. Весть о ней донеслась до Омска, куда уехала Антонина Старкова, чтобы занять вакантное место в железнодорожной больнице. В очеред ном письме она спросила мужа: правда ли, что «П. фон Струве обвиня ют в солидарности с Бернштейном?» Попросила прислать книгу. Василий Васильевич ответил жене, что, читая Бернштейна, они с Курнатовским, переведенным в Минусинск, вспоминали совещание в Ермаках, споры о резолюции. Как прав был «Старик»! Теперь и Ленг ник, начиная одумываться, говорит: «Ну и вздули же меня! Должен от казаться от своих прежних взглядов и признать, что с некоторыми во просами недостаточно знаком». «Не знаю,— писал Старков Тончурке,— насколько искренне это заявление, но если да, то это очень приятно».1 Кржижановский, получив разрешение, переехал в Нижнеудинск. Он, инженер-химик, нанялся помощником машиниста. Ему предстояло наездить три тысячи верст, чтобы заработать право самому водить паровоз. И Зине позволили переехать с мужем. Там она получила из загра- 1 Вспоминая о письмах Владимира Ильича и встречах с ним, Ф. В. Ленгник писал в 1925 году: «...я был поколеблен до самого основания Я бросил своих идеалистических философов и устремился к изучению философии марксизма, для которой мои увлечения были уж е далеким -далеким прошлым» «Анти-Дюринг» стал моей настольной книгой, и этим избавлением на всю жизнь от идеалистического плена я. всецело обязан дорого му, милому, бесценному Владимиру Ильичу...» Н а Втором съезде партии Ленгник был заочно избран в члены Ц К и в Совет пар тии. После революции на четырех партийных съездах избирался членом Ц К К В К П (б ).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2