Сибирские огни, 1968, №4
Через широко открытые ворота виднелась во дворе толпа. Помимо «политиков» в шляпах и пальто, там были соседи в шабурах и соседки в кацавейках. С крыльца спускался старенький священник Алексий Ефимов с крестом в руке, за ним молодцеватый псаломщик Александр Новочадовский с погасшим кадилом. Ульяновы переглянулись. Надежда Константиновна подумала о своем отце — он вот так же умер от чахотки. Соборовали и отпевали его в такой же тесной квар тирке... И Владимиру Ильичу вспомнилась смерть своего отца, вынос из дома. У взрослых гроб — на плечах. Он, гимназист, поддерживает угол приподнятыми руками... Полная улица провожающих... У могилы в огра де Покровского мужского монастыря один из учителей-«ульяновцев» произносит речь: «Другого Ильи Николаевича не будет»... А до этого? Д о отпевания в Богоявленской церкви?.. Два дня по утрам и вечерам в доме служил панихиду ректор духовной семинарии... Но ведь отец, воспитанный в прежних традициях, оставался верую щим. А здесь, у праха атеиста?.. Зачем?.. Неужели Доминика позвала? Но она же слыла в селе немоляхой!.. Толпа расступилась от крыльца до ворот. Отец Алексий, благосло вив мирян, вышел в проулок, нахлобучил шапку и пошагал вниз, к церк* ви. Псаломщик — за ним. Опойковые сапоги печатали следы... Значит, не пойдут за гробом. А то пришлось бы бок о бок... Похоронами распоряжался Сильвин. Ульяновы встретились с ним в сенях, и Владимир Ильич, не успев успокоиться, кинул ему жестким шепотом: — Я тебя совершенно не понимаю, Михаил Александрович!.. На кой черт эта поповская комедия? — Нельзя было иначе... Не пустили бы на кладбище... — Но послушай, что говорят в толпе: «Помолился батюшка. Хоть мертвому, да отпустил грехи». — Отец Алексий,— продолжал Сильвин,— посыпал в гроб гли ны, как бы предал тело земле, и теперь можно без него нести на кладбище. Гроб, пахнущий свежими сосновыми стружками, положенными под голову, был удивительно легким. Его без всяких усилий подняли на пле чи. Владимир Ильич шел впереди, в паре с Сильвиным, и ему, как когда- то на похоронах отца, приходилось поддерживать кромку гроба на слег ка приподнятых руках. Ольга Борисовна вела под руку рыдающую Доминику, успокаивала шепотом. Надежда Константиновна, поддерживая под другую руку, ду мала: «Только бы Доминика от страшного горя... Не начались бы преж девременные роды...» Небо давило свинцовой плитой. Тихо кружась, падали лопушистые снежинки, таяли на обнаженных головах мужчин, на черных шалях женщин. Гроб поставили рядом с могилой, склонили головы. Слышался' шелест снежинок, застревавших в густых ветвях сосен, да надрывное всхлипывание Доминики. Все стояли в ожидании. Владимир Ильич снова вспомнил речь учителя на могиле отца и тут же вспомнил Запорожца, после тюрьмы потерявшего рассудок, вспомнил трагическую смерть Федосеева. И вот опять утрата, такая преждевременная!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2