Сибирские огни, 1968, №4
Теперь никто не возражал, и Владимир Ильич сам приводил возра жения оппонента, как бы на минутку отлучившегося из комнаты. Эго располагало к оратору. Слушатели чувствовали, что решение не навя зывается им, что могут быть рассмотрены любые оговорки и доводы и что ответственность за каждое слово резолюции они полностью прини мают на себя. — Если мы,— продолжал он,— не пресечем «экономизма» в самом его начале, гнилой ручеек превратится в реку, которая выйдет из бере гов и принесет огромное зло. Это грядущая болезнь партии, а болезнь легче всего излечить в ее зародыше. Жаль, мы не можем спросить гос под зубатовых. Каково их мнение? Я думаю, они за распространение «экономизма», который уводит рабочих от политической борьбы, от ре волюции, от свержения царизма. Надежда засмотрелась на мужа. Глаза его полны то увлеченного задора, то ярости. Полы расстегнутого пиджака колышутся, будто на ветру. И слова подкрепляются энергичными, жестами. «В Питере Володя так не умел!» — отметила она. И ей казалось, ни у кого теперь даже не появится мысли о том,, чтобы еще возражать против проекта резолюции. И вот они собрались на последнее заседание. Семнадцать социал- демократов! Чтобы разместиться всем, кровать Анатолия Александровича вы несли в большую комнату. Стульев не хватило — принесли доску со двора, положили на две табуретки. Сели возле кровати. Пока Ванеев про себя читал проект, Ульянов стоял за маленьким кухонным столиком, выдвинутым на середину, и смотрел на поредев шие волосы друга, на бледную иссохшую кожу лба, собиравшуюся при глубоком раздумье в частые складки. Анатолий опустил дрогнувшую от усталости руку, державшую листки: — По-моему, все правильно. Но, Владимир, можно бы и построже, порешительнее. Тон мне кажется мягким, недостаточно категорическим. Это мое впечатление. А подписать я могу. Хоть сию минуту. Вы же об суждали. Несомненно договорились...— Выждав при полной тишине не сколько секунд, он настороженно спросил:— Я не ошибаюсь? Едино гласно? — К голосованию не прибегали,— ответил Владимир Ильич.— Не хотели без тебя. — А разве...— У Ванеева подступил к горлу кашель.— Первый раз со мной сегодня... Ничего, пройдег... Разве кто-нибудь возражает? Ленгник опустил упрямый взгляд в пол. Ульянов сказал, что заме чания, если они у кого-либо возникнут, еще не поздно обсудить. — Обсуждали достаточно,— нетерпеливо подал голос Кржижанов ский.— Все ясно. Его поддержали Панин, Шаповалов, Лепешинский, и Владимир Ильич попросил у Доминики перо и чернила. Но тут поднялся Ленгник, заговорил с самоуверенной твердостью: — Строки об идейном родстве авторов «Кредо» и Эдуарда Берн штейна предлагаю исключить. Бернштейн крупнейший... — Крупнейший ревизионист! — Ванеев рывком оттолкнулся от по душки, закашлялся.— Мы не можем...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2