Сибирские огни, 1968, №4
к кромке уха. И даже это не всегда помогало. Он прерывал чтение и просил повторить то, что ему не удалось расслышать. Читая неторопливо, Владимир Ильич краем глаза следил за теми, кто слушал впервые,— что пробуждается в их душах?— и, саркастиче ски выделяя отдельные фразы, давая волю иронии, как бы приглашал с собой на охоту за обнаруженным зверем. Прочитанные листки Владимир Ильич подал Курнатовскому. И над тем справа и слева нависло по нескольку голов,— многим хотелось про честь все самим. Когда прочли, заговорили громко, как всегда бывает в присутствии глухого. Потом спросили о проекте резолюции. — О ней — после обеда. И лучше бы,— Ульянов взглянул на ок на,— где-то в другом месте. Конечно, с участием Ванеевых. — У них тесновато,— сказал Сильвин. — Ко мне пойдемте,— пригласил Панин.— Я — на конце деревни. Хозяева — в поле. Верно,— подтвердил Шаповалов.— У Николая — тихо, далеко от глаз полиции. - Разговор о «Кредо» пока не возобновлялся, и Владимир Ильич вы шел в кухню. В громоздкой русской печи горели дрова, и над черной чугункой струился пар. Ольга Борисовна взяла ухват, ловко достала ее и начала пригоршнями опускать пельмени в кипяток. У окна Лида, готовя моро женое, крутила в кадке березовой веселкой. Владимир Ильич подошел и заглянул сбоку. Ольга, придвинув чугунку к пылающим дровам, при открыла дверь в горницу, окликнула мужа: — Пантелеймоша, позаботься о самом главном. Какие же именины без вина?.. Лена юркнула в горницу, взяла у него ребенка. — А что же я остаюсь без дела?— Владимир Ильич протянул руку за веселкой.— Дайте-ка, Лида, я сменю вас. Девушка отдала веселку и стала резать хлеб. — Володя, крути поэнергичнее,— рассмеялась Надежда,— Не испорти. Авось справлюсь. Замешу покруче, чтоб у оппонентов языки по- примерзали! Пельмени сварились. Лепешинский успел поставить на стол рюмки, стаканы, чайные чашки и начал разливать в них вино. Зинаида, помогая хозяевам, носилась, как вихрь, по пути из кухни обронила вилку и, хотя давно была убеждена, что все приметы — глу пости, громко хохотнула: — Ну, еще припожалует гостья! — Некому прийти. Доминика не оставит своего Толя. 5 Узенькая железная кровать Ванеева стояла в углу комнатки. Ана толий Александрович лежал головой к окну. Окно было открыто, и пахло горячей пылью да травой конотопкой, сожженной на редкость для августа нещадным солнцем. Время от времени слышалось лениво-сонное хрюканье свиней,.смо ренных жарой и залегших в тени, под окном дома. Иногда с колокольни деревянной церкви заунывно доносился про щальный перезвон колоколов. В эти минуты врывался горьковатый за-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2