Сибирские огни, 1968, №4
— Ты читай, Володя, дальше. Вот: «речь идет о коренном измене нии практической деятельности, которое уже давно понемногу соверша ется в недрах партии». Вероятно, имеют в виду немецких социал-демо кратов. А на том листке «вывод для России». — Посмотрим, посмотрим, что за «вывод». Еще какая-нибудь ахи нея? Так и есть. «Слабые силы»... Это о наших-то рабочих! «...не имеют практических путей для борьбы... не могут пускать даже слабых рост ков». «Русский марксист— пока печальное зрелище». Дальше в лес — больше дров, больше глупейших наветов. Вот полюбуйся: «Отсутствие у каждого русского гражданина политического чувства и чутья»... У каждого! Это уже не что иное, как клевета!.. А чем же они кончают? Ага! Слушай: «Политическая невинность русского марксиста-интелли- гента, скрытая за головными рассуждениями на политические темы, мр-, жет сыграть с ним скверную штуку». Запомни: «невинность»! Какое бесстыдство! — Это нельзя так оставить... — Конечно. Нельзя промолчать. Эх, нет у нас своей газеты! Мы бы ответили! — А через Женеву? — Ты права: Плеханов издаст.— Владимир задумчиво поворошил остатки волос на макушке головы.— И прозвучит сильнее, если мы будем протестовать коллективно. Здесь же не личный опус,— ткнул пальцем в сторону проявленных листков,— а кредо — исповедание веры какой-то группы. И мы в ответ — от всех! От всей здешней колонии социал-де мократов! Не только шушенских я имею в виду. В нашем селе раз-два, да и обчелся. А минусинских, ермаковских — всех. Соберемся и примем резолюцию, а? — Хорошо, Володя. В Минусинске соберемся? — Рискованно. Под боком у полиции, жандармерии. А ведь не ис ключены резкие споры. Лучше в другом месте, более тихом. Завтра по советуемся с Михаилом. А пока... Ложись-ка, Надюша, спать. Я? Мне еще надо дописать письмо. Владимир погасил маленькую лампу, а на большую поверх зеленого абажура положил газету, скрепив края Надиной шпилькой. Дописывая письмо, извинился перед матерью за его краткость, сообщил, что при ехали в гости Сильвины. Будет ясно, что привезли посылку. А в конце написал: «Анюте пишу вскоре насчет «credo» (очень меня и всех интересую щего и в о з м у щ а ю щ е г о ) подробнее». Всех? Надя уже возмущена. И. конечно, возмутятся все, достаточно только прочесть бессовестную писанину. Владимир бесшумно взял со стола проявленные листки и на цыпоч ках вернулся к конторке. Перечитав несколько раз, стал делать выписки. Время от времени через плечо оглядывался на кровать. Не слишком ли сильно поскрипы вает его перо? Не разбудить бы Надю. И снова продолжал писать. Рано утром Ульянов и Сильвин уединились в беседке. — Вчера Надя проявила,— Владимир хлопнул ладонью по листкам, брошенным на стол.— Постыднейший документ! Я не мог заснуть. — Надо было отложить до угра,— спокойно заметил Михаил. — Такое нельзя откладывать. Ни на одну минуту. Это дьявольское «Кредо» рассчитано на молодежь. Куда они зовут ее? Какие идеалы ста
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2