Сибирские огни, 1968, №4

перо, бровями, но от ложки не отказался; попробовав суп, не смог удер­ жать улыбки под пышными, слегка закрученными усами:. — Подтверждаю: «вещь для нас»! Вкусно! — Приятно слышать! — подхватил Владимир Ильич.—Все, что мы еще не успели познать, является познаваемым. И не напрасно мы спори­ ли вчера. Спасибо Энгельсу — помог сегодня договориться. — Не обо всем,— возразил Ленгник. — Понятно. И у нас еще есть время. — Я видел, мужик корчевал сосну,— заговорил Шаповалов.— Уж он ходил вокруг нее, ходил, корни подрубал, подкапывал...— Заметив су­ ровую складку между бровей- Фридриха, махнул рукой.— Сил мужик потратил!.. — Корни уходят глубоко,— согласился Владимир Ильич.— И цепко держатся в сознании. Ленгнику было трудно отказаться полностью от философии, приви­ той ему, сыну учителя из Курляндской губернии, еще с детства, одновременно с любовью к классикам немецкой литературы. На сле­ дующий день он возобновил полемику, идя от своей, хотя и поколеблен­ ной, однако все еще не искорененной приверженности к крайнему скеп­ тицизму Юма и Шопенгауэра, и не терял надежды обратить Ульянова в свою веру, в ту веру, для которой Кант оставлял место в человече­ ском сознании. — Как бы там ни было,— сказал Фридрих, —а я пока не могу от­ казаться от поэтической красоты кантовской «Критики практического разума». — Дорогой, Фридрих Вильгельмович,— Ульянов приложил руки к груди,— красота понятие относительное. Мораль — тоже. Ваш Кант про­ поведует: «Поступай так, чтобы высший принцип твоей воли одновремен­ но и всегда», всегда,— Владимир Ильич приподнял палец до уровня глаза,— «был бы принципом общего законоположения». Так? Я не ошибся в цитате? — Так. — Но ведь законоположения в каждом обществе устанавливаются господствующим классом. И так называемая надклассовая мораль в условиях эксплуатации человека человеком служит поработителям. Да, да. Служила рабовладельцам, служила феодалам, теперь служит бур­ жуазии. Мы не можем не выступать против такого «высшего принципа». У пролетариата свой высший принцип, и у него будут свои законополо­ жения. Полемика опять затянулась на несколько часов. Под конец она пере­ кинулась на государственные воззрения немецкого философа, и Влади­ мир Ильич напомнил, что после взятия Кенигсберга русскими войсками Кант, отправляя Елизавете Петровне прошение о сохранении за ним профессорской кафедры, подписался: «Всеподданейший раб». — Раб! Как это низко для всякого человека, в особенности для фи­ лософа! К чему же звал нас этот раб в своей теории правового государ­ ства? Давайте припомним,— И на высоком светлом лбу Владимира Ильича прорезались морщинки.— Канта устраивало государство, в кото­ ром «каждый уверен в охране своей собственности против всяких наси­ лий». Так? Так! Это устраивает фабрикантов и заводчиков. Это устраи­ вает помещиков, мелких буржуа. А нас, марксистов, не устраивает. Не может устроить. Мы против охраны награбленной собственности. Кант при этом отрицает «всякие насилия». А мы — за насилие по отношению к буржуазии и помещикам. Иначе мы не совершим социалистической ре­ волюции и не сможем лишить их собственности, приобретенной вопреки