Сибирские огни, 1968, №4
стала тихонькая. Уж не заболела ли сама? Подумаю о ней — сердце ожимается. А ведь в Питере до ареста они оба... — Да, да. Анатолий до тюрьмы был абсолютно здоров. Волжский крепыш! Казалось, силушки да энергии хватит на сто лет. Оптимизма — на десятерых. А теперь... Теперь емучболее всего нужна постоянная д у шевная поддержка. Доминика же... — Ее, Володя, надо понять. Сломило горе. И в ее положении... — Понимаю. Все понимаю. Жаль их... А поговорили мы хорошо: никаких разногласий. — Иначе и быть не могло. — Но ведь мы не виделись чуть ли не два с половиной года! За это I время — такие перемены. С одной стороны — съезд, создание партии, с другой — разброд и шатание. Пресловутый Бернштейн, черт бы его по брал. А у нас с Анатолием — полное единство взглядов. Будто мы всю эту трудную пору жили бок о бок и каждый день обменивались мне ниями. / — Может, мы через какое-то время съездим к ним? — Непременно съездим. И предлог для исправника есть: к доктору Арканову на прием. В Знаменке повернули вправо от тракта, на проселок, чтобы мино вать Минусинск и укоротить дорогу верст на десять. По обе стороны хмурился черный лес, перевитый сивыми бородами лишайников. Иногда он отдалялся на короткое время, чтобы потом навалиться с еще более угрюмой густотой. Лужайки заросли большетравьем: дурманно пахли синие пики ако нитов, на белых зонтах борщевика гудели шмели. Из сырой чащи туча ми набрасывались комары. От деревни до деревни по полтора десятка верст. А для сибиря ков— «близехонько». По их понятиям, эта невыносимая глушь — густо населенный край. В сумерки заухал филин, ночной разбойник, хозяин тьмы, и повея ло древностью. Гнетущая глушь, дикое безлюдье! Ульяновы обрадовались одинокому стожку, расположились на ноч лег. Привалившись к сухому сену, смотрели в синюю бездну неба, вспо минали белые ночи над Невой, утренние фабричные гудки, разговарива ли о будущем, о той уже недалекой поре, когда, люди, завоевав свободу, пробудят даже этот захолустный край, и неизведанная ныне громадина Сибирь, от одного упоминания о которой у многих стынет кровь в жи лах, откроет сокровища своих несомненно богатых недр. Филин продолжал ухать, утробно и надоедливо. И унылое эхо пов торяло за ним на всю необъятную лесную округу. 4 В Тесь приехали утром. На густой, как щетка, траве-конотопке еще не обсохла роса. Беленые стены громадной для села каменной церкви под лучами восходящего солнца казались розовыми. Рядом — волостное правление. У крыльца тихо мотали головами почтовые лошади, под широкой золотистой дугой шептались колоколь цы. Вслед за почтарем, осторожно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, спустился невысокий и неловкий, как медведь, русоволосый мужчина в кепке, с газетами в руке. — Володя! — встрепенулась Надежда,— Смотри — Александр Си- дорович идет!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2