Сибирские огни, 1968, №4
л о с ь с.войственноб идеологии культа лич ности дротиволоставление революционности в нравственности, н а ч и н а л о с ь отчуж де ние справедливости, человечности, доброты от революционной идейности». .«Таким образом ,—• разъясняет В. И в а нов,’- дел ая обобщающие выводы обо всем периоде коллективизации, критик заявил, как нечто несомненное, будто культ личнос ти у т в е р д и л с я уж е в то время и колле ктивизация проводилась в условиях проти вопоставления революционности и нравст венности...» (Подчеркнуто мною.— Н. Я.) Но ведь Ф. Кузнецов пишет о том, как это противопоставление «зарождалось» и «начиналось», а не о том, что оно уже «утвердилось». Это — существенная подме на, которая затем и позволяет В. И ванову уж е в пренебрежительном тоне говорить, будто бы Ф. Кузнецов «полностью встал на позиции субъективизма и безответственнос ти», «ударился» в крайности, «забыл» объективную конкретно-историческую об- станррку тех лет и т. п. И даж е воскликнуть в порыве негодования: «Вот ведь какую лихую оценку дает Ф. Кузнецов одному из величайших социалистических преобразований в истории нашего общест ва!» Но внимательного читателя эти устра шающие слова напугать не могут, потому что в основе их леж ит искаж енная позиция критика, с которой В. И ванов с таким п а фосом и полемизирует. Если следовать логике В. И ванова, то окаж ется, что идеология культа личности у нас не зар ож д ал ась и не развивалась, а свалилась нам на голову с неба в таин ственно непонятном, готовеньком виде. Я весьма сомневаюсь, можно ли это н аз вать объективной оценкой конкретно-исто рической обстановки тридцатых годов. Х а рактерно, что, говоря об исторической правде, В. И ванов как раз этой п рав ды и побаивается. Эта боязнь правды выразилась в одчом безобидном с виду сло вечке. «Неправильно,— пишет В. Иванов,— когда методы насилия к о е - г д е ошибочно применялись к середнякам . Но в отношении к кулакам они были вызваны исторической необходимостью» (подчеркнуто мною.— Н. Я .). Ни один писатель, ни один критик в наш е время не оспаривал положения: кулачество как класс долж но быть ликвиди ровано. А вот положение В. И ванова: толь ко «кое-где» ошибочно применялись мето ды насилия — вы зывает сомнение. Если «кое- где», то тогда вряд ли необходимо было постановление Ц К ВКП (б ) от 14 марта 1930 года; если «кое-где», го, вероятно, тогда, после осуждения перегибов в этом по становлении, из колхозов страны не вы шло бы две третьих всех крестьян, преиму щественно середняков (эту цифру я запом нил, читая «Историю КПСС», издания 1966 года). Правду скрывать не надо и бояться ее не надо. Рано или поздно она выплывет нару жу и ударит по тем, кто ее скрывал. Своим «кое-где» В. Иванов пож елал сгладить острые углы нашей истории, преуменьшить опасность, которая нам грозила, а тем са мым преуменьшить и роль партии, кото рая в чрезвычайно сложной обстановке н а шла правильное решение и затем повела за собою все трудовое крестьянство. Принцип B. Иванова в литературной критике — это принцип упрощений. Критик Ю. Мостков выступил в «Сибир ских огнях» с рецензией на ту ж е повесть C. Залыгина. В ней он сопоставлял образы Н агульнова и Корякина. Он говорил о том, что их объединяет и что отличает друг от друга. Однако сейчас уж е повелрсь: любое сопоставление такого рода о б ъ яв ляю т чуть ли не крамолой. Так поступил и В. Иванов. Он цитирует один абзац из рецензии Ю. М осткова: «С. Залыгин, рисуя Коряки на, остается объективным. Мы видим бес спорно положительные качества Корякина. Но если ’ Н агульнова читатель любит, и в этом сказы вается отношение автора к свое му герою, то Залыгин осуждает К оря кина». 4 Какой можно сделать вывод из этого з а ключения? Не больше того, что в нем есть. Ш олохов относится к своему герою иначе, чем Залыгин — к своему. Чтобы его пра вильно поняли, Ю. Мостков тут ж е пишет: «При этом не следует забы вать, что Н а гульнов имеет перед собой врагов, против которых вынужден бороться, в то время как Корякин борется против Степана Ч аузова, уж е решившего связать свою судьбу с кол хозом. Никогда Н агульнов не пошел бы на провокацию, какую затеял и осуществил с помощью Гилева Корякин». А несколько вы ше Ю. Мостков подчеркнул: «Шолохов ни где не отступает от правды жизни, рисуя Нагульнова в самых различных обстоя тельствах». Но какое дело В. И ванову до всего, что написано в рецензии, он в приво димой им цитате увидел крамолу особого рода и свойства. «Таким образом ,— воскли цает он,— нам пытаются внушить, что Ш о лохов менее объективен в изображ ении не которых сторон того периода. Чем Залыгин... Подобные измышления нет смысла даж е опровергать». С казано остро, с большим пафосом обличителя, но, как видим, не справедливо. Есть люди, которые обыкновенное и, н а до полагать, законное сопоставление произ ведений Ш олохова с произведениями теку щей литературы называю т злонамеренным актом и д аж е задаю т весьма воинственный вопрос: «А кому это надо?» Н а такие вопро сы, попахивающие политическим обвинени ем, приходится отвечать, напоминая элемен тарные основы нашего литературоведения; сопоставления необходимы для действи тельно объективного изучения нашей л и тературной истории и нашего литературно го процесса. Произведения М. Ш олохова на самом деле значительнейшее явление со ветской литературы , и изучать современное ее состояние без Ш олохова невозможно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2