Сибирские огни, 1968, №4

К Р ОВЬ Она в такое крошево бросала, где норов нужен и, притом, крутой, где иногда ломается кресало, где даж е кремень крошится порой. •Людская кровь... А медики толкуют о пантах, о женьшене, о ином. Но держ ат в колбах кровь. Пускай другую: притихшую и схожую с вином, и все же кровь. Какая это сила! Глядишь, ломает, крутит одного. Зато взяла другого — воскресила, войдя по шприцу токами в него. •Людская кровь... Она вскипела разом. Она, как половодье, разлилась. И только разум, человечий разум над ней хранит незыблемую власть. ХЛЕБ Ем черный хлеб, посыпав крупной солью, и становлюсь упитанней, весомей, не жалуюсь на печень, на одышку — ем черный хлеб, отличная еда! Пампушки-посыпушки — так, пустышки. Румяный хлеб из печки — это да! Он лег на стол веселым караваем, столешницу сосновую прогнув, весомости крестьянской не скрывая, горелости с исподу не смахнув, и пахнет пашней,