Сибирские огни, 1968, №4

Худые ноги Насти свисали наружу между прутьями кровати: стару­ ха потрогала ее ступню, ощутила тепло и успокоенно забормотала. Все в Насте сопротивлялось наступающему дню с воем равнинного ветра и бескорыстной добротой старухи. Она не пошевелилась все вре­ мя, пока хозяйка шуршала по полу матерчатыми пимами, пока, согнув­ шись, со свистящим дыханием, надевала калоши, пальцами втискивая пимы. Настя долго лежала на спине, чуть размежив веки, видя, как подкрадывается новый день, от которого она ждала не больше, чем ог вчерашнего, а попросту — не ждала ничего. Когда у пустынного озера ее вконец изнуренная лошадь напилась, забредя в неподвижную, стылую воду, и околела, отчаяние сломило На­ стю. Все поплыло перед ее помутившимся взглядом; два унылых холма, тропа, по которой она выехала к долгожданному водопою, песчаный берег и мертвенно спокойная вода. Она упала на четвереньки и пополз­ ла к воде, боясь встать на ноги, чтобы не вернулось желание жить. Оку­ ная лицо в ледяную воду, она пила насильно, захлебываясь, пока не по­ чувствовала, что отравленное горечью нутро не примет больше ни од­ ного глотка. Ползком она выбралась на песок и затихла. Одежда заледенела на ней и деревянно шуршала, когда Настю стало корчить на песке. Но ми­ новала и эта боль — острая, непереносимая, судорожная,— а Настя жи­ ла, дышала, видела сыпучий песок у самых глаз, и поняв, что ей не суждено и на этот раз умереть, она заплакала, закричала, забилась на берегу. Накинув поверх пальто, рваный кожух, связав кое-какие пожитки в два узла, Настя ушла от озера, не зная, куда держать путь. День про­ тащилась безлюдной степью, выбиваясь из сил, бросила последнее добро, переночевала, а утром пошла дальше налегке, в одном пальто, и не вспо­ миная потрясенным разумом об овчине. Морозная, охлестнутая ветром степь одаривала ее видениями. Сон­ но покачиваясь, из зыбкой степи поднималась добротная насыпная до­ рога с кюветами, и в знойном, томящем мареве Настя видела обоз, дочку в подвенечном платье со Шпаком, Сагайдака, Ганну Коваль, ша­ гающую впереди всех, гурты, забившие степь от края до края. В страхе Настя падала на землю, но вдруг замечала в стаде Пеструшку, холеную, с тяжелым выменем, и, лежа, терзалась мыслью, что надо бы отнять корову, пойти и отнять, горло перегрызть любому, кто помешает ей. Злоба поднимала Настю с земли, забивала в ней стыд, голос рассудка, она озиралась и снова видела только голую степь: ни обоза, ни скотины, ни быстрого табуна... На третий день Настя села передохнуть и не смогла подняться с сухой промерзшей земли. Лежа, она снова увидела дорогу, но почему-то прямо над собой, в плотных снеговых облаках, и над ней громыхал обоз, совсем близко, так близко, что она различала голоса и звон подков по камням. Настя закрыла глаза и застонала. Ее заметили с проезжавшего степью грузовика и доставили в по­ селок неподалеку от Уральска, в районную милицию. Младший лейте­ нант, с зеленоватыми мальчишечьими глазами, словно плывущими среди крупных, как хлопья, веснушек, записал в книгу показания Насти о том, как она отбилась от обоза, заблудилась и потеряла лошадь. — Правду говоришь, бабка? Спросил строго и без живого интереса, будто перед ним и впрямь сидела старуха: Анастасия Кравченко или Гребенюк. Настя увидела ' себя его глазами; в растрескавшихся сапогах, с распухшими коленками в синих кровоподтеках, увидала руки, обросшие коркой грязи; учуяла \