Сибирские огни, 1968, №4

гдеяолмы водились близко, открывая неширокий проход в долину. Там недвижно леж&#8 озеро, свинцовое, как и туча, которая заволокла гори­ зонт. Ни у кого из тех, кто домчался до седловины и ставил возы в за ­ слон, не было времени разглядеть дальнее озеро и тучу, которая стре­ мительно двигалась на них. Все смотрели на приближавшееся стадо: стиснутое с боков всадниками, оно двигалось сюда, к поставленным по- луподковой возам. Быки ударились грудью в заслон, отступили и, наклонив головы, вновь потрясли возы мощными ударами. Возы устояли, быки вновь по­ пятились, удивленно и злобно, но сзади накатило стадо, оно напирало, лишая быков разгона, заслон заскрипел, зашатался от натиска скотины. Оглушительный рев потряс небо, два быка, встав на дыбы, били копы­ тами по возам, пробивая доски. Плотно сбитое, разгоряченное стадо бы­ ло единой, враждебной людям силой. Оно дышало, будто одной грудью, колыхалось в ярости и злобе. Потом натиск ослаб, движения животных потеряли слитность, поток уже не объединял их, а стеснял и связывал. Вода была близко, скотина чуяла ее и продолжала реветь,— но жалобно, просительно, снова вверяя себя заботам человека. Позади земля была усеяна сотнями предметов,— люди привыкли к ним издавна и провезли их через всю Россию, в ожидании оседлой жиз­ ни. И в ту же^ минуту, как миновала опасность, глаза людей обратились к истерзанной, усеянной их добром земле, к Вере Кравченко, которая широко, по-мужски шагала рядом с гарбой, и Гребенючихе, скрючившей­ ся на своих иконах. Они наезжали на узлы с одеждой, на одеяла, кони ногами задевали ведра и сколоченные из фанеры чемоданы. Никто не пошевелился, не кинулся на поиски брошенных вещей. Они лежали широкой полосой, далеко, казалось, к самому горизонту. Как будто позади осталась тысячеверстная дорога утрат и не было смысла наклоняться за этими последними пожитками. Нескончаемая дорога, и на каждой версте потери и убытки,'прощания и утраты. Изнемогшим, едва переводившим дыхание людям мнилось в этот миг, что позади толь­ ко и были потери, одни потери; их охватывала апатия после непосильного напряжения борьбы. Если бы воз Ганны привычно заскрипел, выезжая вперед, все потянулись бы за ней, едва скользнув взглядом по усеянной их лохмотьями земле. Быть может, они долго еще простояли бы молча, устало озирая со­ лончаковую степь, по которой все еще двигалась гарба Кравченко и ко­ лымага старухи Гребенюк, если бы на землю, на потные спины коров, в порожние возы и на лица не стал падать снег. Хлопья снега падали медленно, редко, в полной гишине,— снег пришел из-за холмов, и было ясно видно, как он наступал, как двигался на запад. — Скоро будет и вода, а там, совсем чуть, пустяк, и станем на ме­ сто... В хатах. Хотелось прокричать это, чтобы все услышали, чтобы каждому это легло успокоением на душу, но слова родились никлые, виноватые, так что Ганна неспокойно оглянулась на Сагайдака. — Может, по географии дальше и хат нема? — хрипло спросил Гор- диенко. — Есть, деду. Там нашей земли на три года пешего хода. — А сколько нам жить осталось! — закричала вдова Невинчаная.__ Ты считал? Сквозь легкую снеговую завесу, на голоса, все более резкие и не­ терпимые, потянулись люди,— пешие и конные, и даже те, кому сказано было оставаться при скотине. Когда сошлись все, хмурые, исполненные решимости, неожиданно заговорил Шпак: