Сибирские огни, 1968, №4

цев — отняли. Похоже, что и у казаха отнимут; повезут в вагоне, и —-в пехоту. А вдруг не отнимут, может, у них не отнимают лошадей? — Коня у Тебя не возьмут,— сказал Сагайдак.— В кавалерии бу­ дешь. _ Хорошо! — обрадовался он, будто это зависело от Сагайдака. Война на коне, это верное дело.— С конем хорошо! — Он коленками сжал бока закурчавившейся к зиме лошади.— Еще я не видал, чтоб кто с войны пришел,— затревожился он вдруг.— А ты? — Повидал. В лазаретах. — Хорошо, что вас встретил,— благодарно сказал казах — Много узнал, умный стал,— Он смеялся всем лицом, узкими глазами, жидки­ ми, темными метелочками усов.— Я вас всех знаю.— Он стал перечис­ лять, коверкая имена: — Гання знаю. Тебя знаю. Жажуля — знаю. Спак — знаю. Хороший жена Спак взял, самый лучший жена,— тихо ска­ зал казах,— Прося... Прося ты сам мог взять, зачем отдал? — Она мне, парень, в дочки годится. Все ему прочили Фросю: и Настя, когда из себя вышла, и этот вот встречный казах. Ничего не скажешь, хороша девка, и потому еще хо­ роша, что лицом она в мать. Только далеко ей до Насти, никогда не бу­ дет ее шаг манить так, как шаг Насти — молодой, плавный, будто она ступает след в след и чуть раскачивается. И глаза у Фроси похожие, но без материнской тревожной глубины, и в голосе нет Настиных глухова­ тых, за душу берущих тонов. Сагайдак уходил далеко вперед: пешком или на поджаром Чорте, но вдруг его тянуло к обозу, становилось тревожно, как будто там при­ ключилась новая беда, и бабы встретят его враждебно, и он прочтет в их глазах то же, что Настя бросила в лицо ему и Ганне: все в песок ляжем. Он заводил разговор о мелочах, а кругом скрипели давно не смазанные возы, понуро тащились кони, брели люди, стараясь не встре­ чаться с ним взглядом. Все в песок ляжем, Сагайдак... «Эй, деду! — окликал Сагайдак Гордиенко, свесившего ноги с телеги.— Жаль, Дашки нет, нам бы ее сейчас в самый раз, чтоб повеселее идти».— «Хоть бы петухов не порезали.— Он поднял на Сагайдака мутные стариковские глаза.— И музыка своя была бы и вставали бы вовремя...» — «Нездоро­ вится вам, деду?» — «Меня, Петя, Анастасья Кравченко зовет»,— при­ знался он,— «Прошлой ночью за грудки хватала, думал, удушит... Один Зозуля у нас держится, он всю жизнь нервы берег, ни на собрание, ни в резолюцию. Все хитрил; сам партийный, а жизнь в беспартийных про­ бегал». Он поискал взглядом Зозулю в степи, где двигался гурт, но не увидел его. Зозулин Барбоска, впряженный в расписной возок, был при­ вязан к возу Гордиенко. «Тягло у него немощное, для цирку, вот, тащу на буксире, а Зозуля мне за то шесть затяжек отдает. Я в шесть затяжек две цигарки вытяну. Овладел!» — «Что ж так, деду; то у вас табак был...» — «Теперь Зозулин верх...» Что-то надломилось в старике, и хотя Сагайдаку не раз досаждала его въедливость и желание всех переспорить, это состояние подавлен­ ности и гаснущие глаза огорчали Сагайдака больше, чем любой скан­ дал, который мог бы учинить Гордиенко. Обоз обтекал его справа и слева, неслышно ступали кони, колеса вязли в песке, а скрип несмазанных осей и рассохшихся, разбитых до ­ рогой возов звучал в тишине как жалобный крик. Пропустив обоз и постояв некоторое время в тяжком раздумье, Са­ гайдак снова поскакал вперед. Он увидел впереди Ганну и, немного не доехав до нее, спешился,— казалось неловким появиться рядом с Ганной,, исхудавшей, перетянутой поверх кожуха поясом, не пешим, а на высо