Сибирские огни, 1968, №4

и решали, что он не жилец на свете, а Зозуля выпросил недоноска себе и вырастил пегого Барбоску. И Шпаку надо бы думать о кобыле нежно,— в ночном по ее тяже­ лому шагу он угадывал приближение Фроси,— а почему-то не думалось; душевный мир Шпака не соприкасался с миром животных. Лошади су ­ ществовали, чтобы ходить в упряжи, коровы давали молоко и мясо, со­ баки охраняли хозяйское добро,— каждый нес свою службу, и только. Все исхудали в дороге, а Шпак отяжелел, как медведь к зиме, будто тряска крепче сбила его плотное тело. Чего мудрят Сагайдак и Ганна? Все равно их раскассируют, раскидают людей по колхозам, так не луч­ ше ли им держаться верной дороги — дойти в несколько дней до Калмы­ кова, сдать скотину и встать на казенный хлеб, все равно какой, только бы встать на жилье, чтобы засыпать и просыпаться на одном и том же месте. Шпак с возмущенным сердцем думал о самоуправстве Сагайдака и Ганны, и в мыслях бунтовал, поднимал против них несогласных лю­ дей, и люди неизменно шли не за начальством, а за Шпаком, потому что счетовод болел за них, надрывал сердце, а у Сагайдака есть ли сердце? Потому что Шпак все хорошо обдумал, а Сагайдак упрямился, держался казенного маршрута, как слепой держится забора. Исхудавший Сагай­ дак, в куцей шинели, в развалившихся сапогах, обросший двухнедель­ ной седоватой щетиной, казался Шпаку человеком пришлым, чуждым колхозу. Чего он скачет на Чбрте в барханах вместе с ухмыляющимся казахом, будто боится оглянуться, пересчитать скотину, посмотреть правде в глаза?.. Перед ними лежало стеклянно гладкое, мелкое от берега к берегу озерцо, маня людей и измученных жаждой животных. — Держи поводья крепче,— сказал казах Сагайдаку,— Нельзя поить... Уже не первый раз они объезжали обметанные чахлым камышом берега мертвых озер. Дно их словно выстлано сероватым полотном, во­ да казалась нетронуто чистой, и трудно было поверить, что ее нельзя пить, что она насыщена солью и сероводородом. — Э -э-й!— закричал казах, видя, что Сагайдак медленно въехал в воду. — Мелкое, а не замерзло,— сказал Сагайдак.— В нем и курица не утонет. ' Сагайдак не спеша пересек озерцо. Вода раздавалась мягко, не­ слышно, даже у закраин не было ледяного припая. — Много худой соли,— сказал казах, когда они снова поехали ря­ дом, и Сагайдак показал Ганне рукой, чтобы обоз забрал влево от озера. — А ты верно знаешь? — Если пить — всей скотине смерть. Скоро большое озеро будет, самый худой вода у нас,— предостерег он Сагайдака.— Потом — еще один день, и сладкая вода будет. Много — утонуть можно. Завтра Кал­ мыков поеду,— решительно сказал казах.— Утро смотреть буду, как вы в степь уйдете... потом сам поеду. Сагайдак не ответил; казах уже привык к молчаливому спутнику. — Один скучно ехать,— сказал он с душевной щедростью и вдруг, отвернувшись от Сагайдака, спросил растерянно:— Думаешь, отнимут коня или с ним воевать буду? У Коваля отняли, и у всех, сколько их ушло из колхоза, новобран*