Сибирские огни, 1968, №4

в сараях, укрылись от ветра за глинобитными постройками. Скотину поставили в загон и всю ночь у загона дежурили люди, слышались хрип» лые окрики, неурочные удары бичей. — Лежи! — повторил Шпак.— На всех сердца не хватит. — Мне идти надо, любый,— сказала Фрося.— Деды там позамер­ зали — А хоть бы и замерзли! — сказал Шпак, соединяя в голосе нежную заботливость к Фросе и равнодушие к остальному миру, ко всему, что не пряталось вместе с ними под гулким как жесть брезентом,— Хоть бы и повыздыхала вся скотина!.. — Микола! — воскликнула Фрося в суеверном страхе. — Она ж и так пропадет! — заговорил Шпак, стараясь не повышать голоса, хотя никто и не мог услышать его.— Пропадет, а только нас раньше умучает... на погибель заведет. — Кому ж глядеть за ней, як не нам?! — поразилась Фрося.— Мы ж ее от самого Днепра ведем. — Пока ее много было, мы ее спасали; и гурты як туча, и табун за ­ видный. Скоро у нас коров меньше, чем людей будет, уже не мы скотийу спасаем, а сами за ней прячемся. Фрося села на возу, свободные концы брезента защелкали, забили по ветру. — Як то прячемся!? Голодные, замученные, уже и пальцы у нас не гнутся, а мы, выходит, прячемся? — Кому до наших рук дело, Фрося?! — сказал Шпак с давней, го­ дами выношенной горечью.— Кому чужое горе болит? Помнишь, Коваль Лазаря привез? Приняла его Ганна? Не приняла — отпихнула. — Она Илюшу ждала,— сказала Фрося,— У Ганны сердце в ту по­ ру закаменело. • — А теперь у всех камень на сердце! — В пробудившейся энергии Фроси, в непокорном ее теле он чувствовал враждебность.— Ты мне по­ верь. .Калеки лучше кого другого знают: никто меня не жалел, одна ты пожалела, а таких, як ты, людей больше на свете нет. Огромный мир вдруг сузился до размеров их кочевого жилья, при­ ткнувшегося под стеной воза, лошадей, укрытых попонами, неуклюжего мужа. И стало жаль Шпака, его-тяжкой доли в этом походе, когда он вынужден как идолище сидеть на возу, а лошади выбиваются из сил, вытаскивая колеса из песка. — Ты сильный, разумный, чего тебя жалеть...— Фрося прижалась к нему в темноте. Шпак благодарно захлопотал вокруг нее, стараясь заделать бреши, но она снова сбросила с головы брезент. — Пойду,— твердо сказала Фрося.— Я и так время пропустила. Угреешься с тобой, и время незаметно летит.— Она слезла с воза и ска­ зала из темноты: — Олимпиада совсем плохая, я и не сажусь на нее; бор­ ю сь— упадет и не встанет. Ветер заглушил шаги Фроси, она растворилась в ночи. Шпак за ­ кутался и затих, но без сна, мысленно следуя за Фросей по короткой, в три двора улице, к загону. Олимпиады Фрося не найдет: с вечера кобыла не вставала, она завалилась на бок, изредка поднимала со звенящей стылой земли морду, будто просила подстилки под голову. «Можешь вы­ черкнуть, Шпак! — сказал Зозуля, ощупав кобылу.— Не бегать ей больше под Фросей. Отслужила». К Олимпиаде Зозуля относился с осо­ бой заботливостью: она приносила самых крепких рабочих лошадей, сильных, как битюги, а однажды случилось чудо, она скинула жеребен­ ка, такого захудалого и не в масть, что все сбегались смотреть на него