Сибирские огни, 1968, №4
— Только лишнее и горит,— повторила Ганна,— Так что и Анисье выгода, он у тебя хоть и крепкий, а не объест ее. Мне б трохи воды на пеленки,— сказала счастливая Тоня.— А нема, я и 1 ак обойдусь. XXVI I Дорога подкралась незаметно, спрятав узкое, в песчаных заметах тело за грядой холмов. По другую ее сторону — тоже пески, степь, вспу ченная оуграми, линялые, рыжеватые островки ковыля. Сагайдак обли зал^ сухие губы и неверяще склонился к дороге. Молодой казах, сидев- шии на длиннохвостой бурой лошаденке, сверкнул зубами, словно это он, как фокусник, прятал дорогу меж барханов, а теперь решил пока зать ее людям. После сухого шелеста колес и погребальной тишины, с которой лю ди перетаскивали на руках возы там, где колеса глубоко уходили в пе сок, после дневных приглушенных вздохов и ночного бормотания степь огласилась праздничным перезвоном копыт. Старые кони выходили на мощеную дорогу, победно ржали и ударяли копытом о камень, а жере бята замирали в радостном испуге, чуть присев на задних ногах, и сры вались с места, неслись по мощенке, выбивая шальную, веселую дрэбь. Сагайдак слушал и слушал серебряный звон подков по булыжнику. Прошла полуторка, груженная сеном, и Сагайдак сообразил, что дорога не так узка; скотина потеснилась и всем хватило места. Сагайдак показал рукой вперед, где исчезала в барханах дорога. — На Уральск? — спросил он у казаха. Тридцать верст по ней пойдешь, потом на Калмыков повернет, на Базарашулан, а тебе обратно песок. Потом еще дорога будет.— Он озабоченно покачал головой.— Коровам дорога не понравится. — Нашим коровам такая дорога в самый смак.— Сагайдак благо душно рассмеялся.— Они и к камню привычные, и к асфальту, а песка не любят. Скот брел тяжело, измученный безводьем и песками. Оставив по зади тракт Урда-Сасыктау, круто уходивший к югу, на Гурьев, в глу бины Прикаспийской низменности — они затерялись в стране черных песков. Шли с провожатыми: сначала провожатым ехал секретарь рай исполкома, председатель отрядил его в помощь Ганне, и потом, в ма лолюдной степи, на однообразной, гнетущей равнине с солончаковыми болотами и солеными озерами,— редкий день не было у них провожа тых. Они возникали как мираж из глубины песков от неразличимых для непривычного глаза землянок и глинобитных базов и ревниво замирали, завидев колхозный табун, мускулистых трехлеток, племенных кобыл, тонконогих жеребят. Хоть это и были кони другой земли, где ветры не так неистовы, и вдоволь воды, и люди живут тесно, а лошади могут к ночи возвращаться под крышу, хотя на взгляд казахов это были не* женки,— нельзя было не любоваться их горделивой осанкой. И молодой казах, который выехал с Сагайдаком на мощеную дорогу, возник вне запно у Камыш-Саморских озер, пристроился сбоку и долго ехал молча, оглядывая гарбы, и разбросанный табун, и тяжело бредущее стадо. Он держал путь в Мухорский военкомат, однако был не прочь дать крюку в сто километров. — Где такой бык взял? — восторженно недоумевал он, льстя Са гайдаку.— И конь красивый, можно цирк выступать. Ты видел живой цирк?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2