Сибирские огни, 1968, №4
Не повылазило!— угрюмо сказал Сагайдак, стараясь застегнуть шинель и не попадая крючком в петлю. Она хотела выпустить его тайком, словно между ними был только грех, привычный, тайный грех. Сойди теперь Настя с дороги, Сагайдак и сам не вышел бы на светлеющий двор; что-го в нем надломилось, На стя сделала постыдным то, что он почитал за счастье. По-зимнему за скрипели доски крыльца под Шпаком; все двинулись в райисполком, огибая усадьбу, мимо сарая, где притаился Сагайдак. Они прошли за тонкими досками, не подозревая, что Сагайдак стоит в трех шагах, по нурив голову, все более мрачнея лицом. Шаги затихли Н апя осторожно толкнула дверь, воровато приник- ла* к нему и прошептала; — Спасибо! ий, спасибо, Петенька!.. Сагайдак рванулся из ее рук, ударился плечом о дверной стояк и выскочил во двор без шапки. — Кто ж за это спасибо говорит? — отчаяние звучало в его голо се.— Может, я для тебя бык колхозный, так ты Ганне спасибо скажи, она теперь голова!.. — Вот парторг! — обрадовался бритоголовый предрика, завидя Са гайдака. Тучный, в черной суконной гимнастерке, он вышел из-за стола навстречу Сагайдаку, долго тряс руку,— Почему они такие упрямые? Своей пользы не понимают... А он молчит! — предрика показал пальцем на Шпака.— Зачем молчишь? Ты бухгалтер, у тебя все хозяйство в руках... Все стояли. Похоже, разговор был короткий, обидный, никто не ус пел и стула нагреть в настывшем, темноватом по времени кабинете. Здесь в эту рань были еще какие-то не знакомые Сагайдаку люди, вы соченный мужчина, в гремящем брезентовом балахоне, сутулый табач ный мужичонка с впалыми щеками и подобострастным взглядом, жен щина в дальнем углу. Предрика схватил счеты и совал их Шпаку. — Сам подсчитай все... Поймешь выгоду. Ну! Шпака переполняла еще ночь, ее тепло и яростная протяженность, он охотно осел бы в избе беременной солдатки, и сам доделал бы по до му все, что нужно для зимовки. Однако не ему решать; Шпак не брал протянутых счетов, будто счеты обязывали бы его к чему-то. — Не хочешь? — оскорбился предрика. но ни одна морщина не лег ла на его тугое, круглое лицо.— Сколько у тебя людей? — обратился он к Ганне, но та молчала, и он сам бросил на счетах известную ему циф ру.— Коров сколько? Теперь табун — давай, весь: племя, тягло... Он отщелкивал костяшками, клал каждую цифру отдельно, но вдруг сбился и махнул рукой. — А-а-э! — досадливо сказал он.— Зачем я вас уговариваю! Все-таки он решил объяснить Сагайдаку положение. До Упальска идти и идти, близится зима, холодная, бесснежная. Впереди пески,— их не пройдешь без умения. Он предлагает колхозу осесть в районе; пере зимовать можно, район не самый бедный. — Кормов до весны хватит? — спросил Сагайдак. — Треть прокормим, две трети — сдадим. Мясо тоже нужно. — Через год нужнее будет. — Пойдешь через Азгирские пески.— вмешался человек в брезен товом балахоне,— можешь весь скот положить.— Голос у него просту женный, трубный, угнетающий.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2