Сибирские огни, 1968, №4

— Не выпущу, Петя. Хоть бей, не выпущу! Ты правда скучаешь? — Она снова усадила его на нары.— Ты голодный, а у меня тут ничего... Я в хату сбегаю, только ты не уходи, не уходи, Петя! — Я сытый.— Он удержал ее.— Сиди, мука ты моя! — он посадил ее рядом с собой, поднял руки к ее лицу и охватил ее ладонями, не за­ мечая, как раскрылись в испуганном ожидании глаза Насги, как при­ лила к ее щекам кровь, вспыхнув под смуглой кожей. Настя не шеве­ лилась, боялась, что сдвинься она хоть чуть, и все рухнет, уйдет неж­ ность, исчезнут ласкающие ее ладони, бережное поглаживание больших пальцев Сагайдака у глаз, у переносицы. Пальцы коснулись подбород­ ка, худой, напряженной шеи, волос у висков и над покатым чистым лбом; снова сжали ее лицо, будто охватили его все, так покойно, так надежно, что Настя блаженно закрыла глаза. Сагайдйк и сам толком не понимал, что делают его руки,— он любил Настю, жалел ее, но чувство­ вал страшную скованность во всем теле, кроме рущ получивших как бы отдельную от него жизнь. И снова они ласкали Настино лицо, сухое и нежное, а потом влажное от новых слез. — Ты меня не жалей,— прошептала Настя.— Не жалей, Петя! Пло­ хие люди... те никого не жалеют, а пришел хороший и жалеет... — Еще замерзнешь.— Он обнял ее. — Не-е...— шепнула Настя.— Не жалей меня! Сагайдак проснулся от крика и далекого стука в дверь. Звали Шпа­ ка. Было темно, у порога сарая едва зыбилась серая рассветная полоса. Скрипнула дверь избы, и Сагайдак услышал встревоженные голоса. Ока­ зывается, Ганну разбудил посыльный из райисполкома: им предлагают остаться в районе. Она бросилась за Сагайдаком и не нашла его. «Зайдите в хату,— сказала Фрося.— Микола оденется и пойдете». Но Ганна не шла. «Нехай швыдче! — сказала она.— Я Веру покараулю, и она Сагайдака шукает...» Настя спала затылком на его руке, чуть запрокинутый профиль, с разомкнутыми губами выражал покой и безмятежность. Хотя пробуж­ дение Сагайдака было внезапным и голоса у избы заставили гулко за­ биться сердце, первым его чувством были нежность и благодарность судьбе. Это было чувство новой, уже не одинокой жизни. Все ему было теперь нипочем: и то, что на крыльце избы Ганна Коваль, и то даже, что сюда может прийти Вера, единственная, перед кем он чувствует се­ бя виноватым. И пусть, и ладно, он пройдет через это, и глаз не отве­ дет,— они поймут его. — Пора?..— сонно спросила Настя: Сагайдак выпростал руку. — Меня шукают,— сказал он. Насгя вскочила, забегала по сараю. — Пропал где-то Сагайдак,— послышался снаружи голос Веры Кравченко. Он натянул сапоги, но Настя загородила ему дорогу. — Нехай идут! — шепнула она.— Подожди! — Пусти! — Выйдут со двора, догонишь.— Она стояла у двери, полная трез­ вого расчета и решимости. Хмыкнула:— У молодых свадьба, а за ком­ панию и мы поженились. Вот людям диво! — Пусти, слышишь! — сказал Сагайдак с просыпающейся обидой. — Эта дверь прямо на хату смотрит,— удивилась Настя.— Не раз­ глядел ночью, что ли?