Сибирские огни, 1968, №3
тинный набат, к которому, правду сказать, все привыкли. Все дни ка рантина кто-нибудь из верховых пастухов дежурил днем между загоном и дорогой, скакал навстречу чужой скотине, и гурты с ходу забирали влево, на опостылевший уже всем асфальт. А едва сумерки обволаки вали степь, как начинал петь набат. Осеннее солнце поднялось над горизонтом, растаял туман, и воз никло предчувствие опасности: облака застыли высоко и не укрывали степь от самолетов. Люди прижились на военных дорогах, читали их, как карту, с одного взгляда, разом охватывая всю картину, когда дви жение убыстрялось, делалось судорожным, не по-доброму безгласным. Если бы не все более внятное дыхание фронта за спиной, люди только радовались бы долгому карантинному отдыху и малым потерям от ящу р а— не считая Гладиатора, пали шесть коров и семнадцать телят. Но фронт приближался, и впервые им приходилось уходить не вместе,— обоз с бабами и детьми и табун лошадей снимались с места, а ящурный скот оставался еще на неделю, но не в загоне, а неподалеку, в опустев ших совхозных коровниках. Даша с Фросей стояли на круглом, отбитом канавкой бугорке, с ме жевым столбиком посреди, и, едва разошелся туман, заметили далеко на дороге обоз. Дорога из деревни шла под уклон, и они увидели сразу весь плотно сбитый расстоянием обоз и табун лошадей, словно зате рявшийся в степи. Лазарь все еще бил по тазу и по середке, и с краю, будто искал какое-то никому неведомое созвучие,— медь пела то густо, торжественно, то с тихой печалью. Обоз взял привычный шаг. Где-то среди неразличимых еще в отдель ности возов мерно колышется и Настина гарба с нелюдимой хозяйкой; Фрося чуяла ее приближение, и чувство невозвратимой потери сдавли вало ее сердце, делало словно незрячей. Невидящим взглядом она обво дила горизонт, обметанную кустарником кромку оврага, далекую синюю полоску леса и ползущий по дороге обоз. Люди встретили Настю не ласково — не до нее было. За глаза корили Сагайдака, что, вот, захо тел найти Настю — и нашел, нашел непутевую, приволок, а Косовых не искал, бросил их — и Параню, и невестку с малолетним сыном. Настя терпеливо ждала, когда Фрося прибежит виниться, поплакать у нее на груди, но Фрося не шла. Как-то Настя увидела ее издали, мельком,— и не знала толком, ночует ли дочь в деревне или живет при карантине. Один Шпак отнесся к Насте почтительно, со вниманием — он и на квар тиру поставил ее,— и будь у Насти другая натура, она бы не злобилась на него, не искала в его доброте корысти и расчета. Обоз приблизился, возы съезжали с насыпного шоссе на обочину. Фрося хорошо различала лошадей, осторожно сходивших с асфальта, наклоняющиеся возы, баб, придерживающих на спуске детей и покла жу. Впереди шла Ганна, а на возу, лицом к шоссе, сидел Шпак с По- линкой, потом съехал Гордиенко, круто наклонился возок Зозули, важ но качнулась фура Гребенючихи, проковыляла рядом с телегой Тоня Арефьева. Воз за возом — Костерины, Кравченки, Горовенки, Савчуки, Невинчаные, Охрименки... И еще возы, возы, фуры, и на последней гар- бе — Настя. От загона, навстречу, спешил Сагайдак со Степаном Горовенко и Л а зарем, который все забегал вперед, заглядывал Сагайдаку в глаза. - — Алеж я дужо прэнткий,— уговаривал он Сагайдака,— Я од гер- мана уйду. Зобачай! — Он побежал вперед, размахивая руками, показы вая, какой он быстрый; за ним и немцу не угнаться,— Я лясом уйду. И гурами, и стежкой по ноци, до всхут слоньца! — Кто ж тебе тут горы накидает, парень? — ласково сказал Сагай
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2