Сибирские огни, 1968, №3
Сагайдак покачал головой. Жаль было Насти, жаль бросать ее тут, но не он выбрал ей этот дом и. новую ее дорогу. — Меня родная дочь убила...— тихо сказала Настя.— Не живая я теперь. Осень, Петя, а скоро и мороза ударят. — В хате хорошо,— жестко, стайной насмешкой сказал Сагайдак,— Тепло, тихо и при зеркале. И, глядишь, гость забежит. — Я и разу не глянула в зеркало, Петя.— Она смотрела на него с неосознанной надеждой невесть на что, и надежда делала ее безо ружной.— Если б своя хата... чтоб и Фрося со мной, и ты...— шепнула она стыдливо.— И ты, Сагайдак... — Нужен я тебе, жердя стриженая! — Ты и стриженый красивый. Еще лучше стал.— Она отверну лась, потупила голову.— Я б ждала тебя, як весну ждут, як сына до смотрела б тебя. — Такой мне стыд за тебя, Настя,— растерянно сказал Сагайдак.— Другой раз душу б тебе отдал, чтобы ты переменилась. — Чем же я нехорошая? — Бунт подняла. Колхоз валить зачала. Она вздохнула и сказала, как о постылом, давно отлетевшем от нее: —■Тебе только и света, что в колхозе! — Там наша жизнь, Настя,— сказал Сагайдак наставительно.— Сгубить жизнь легче легкого. — Поп ты! Поп юродивый! — крикнула Настя.— Прежде попы хоть женатые были, чтоб чужие грехи споведовать, а ты и холостой в душу лезешь. * Она подалась к двери, щелкнула задвижкой и распахнула дверь. Наружную она не закрыла, провожая солдата, и свет лампы расплцв- чаго, тускло лег на стену дождя. ' , — Поеду и я невесту шукать,— сказал Сагайдак.— Ночью виднее. — Чего шукать! — воскликнула Настя.— Верку Кравченко взял, те перь Фроську топчи, она же одна, без защиты. Сагайдак ударил Настю по щеке. ' — Бери! Топчи! А то Шпак возьмет... Чи дед Гордиенко, она ж те перь мабуть с Дашкой Косовой, при нем. Лучше ты ее приголубь. От нее стыда не примешь; она ж и комсомолка, и в работе не последняя... Не в мать выросла! Сагайдак выбежал на крыльцо, хлеставшая невидимыми струями тьма обступила его, и он вслепую побрел за лошадью. Запрягал долго, стараясь не думать о Насте, но ощущал ее близкое присутствие всем существом: висками, в которых тяжело билась кровь, внезапно ослабев шим, опустошенным сердцем. Постоял в нерешительности, поглядывая на немотно глухой дом, и решил — бог с ней, ее не переделать. Забрался в бричку, сбросил ладонью воду с колючей, настывшей головы и шевель нул вожжами, тихо, по ночному, вверяя себя лошади; с брички ему не' было видно и ворот. Едва бричка тронулась, вырывая из грязи и снова погружая в нее колеса, как в спину Сагайдака ударил свет. Он был слабый, немощный, но и луч прожектора не мог сильнее ударить по нервам Сагайдака, по его худому, с глубокой впадиной затылку. — Стой!— закричала из сеней Настя.— Не бросай меня, Сагайдак! Не мольба о прощении, не раскаяние напрягли ее голос, а страх, внезапно пробудившийся страх перед темнотой и одиночеством. Она вывела на крыльцо Пеструшку и тащила ее вниз по ступеням. Сагайдак вернулся в дом, взял ушанку и дожидался Насти у брич ки, безучастно наблюдая за ее хлопотами. Она моталась по двору, тя
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2