Сибирские огни, 1968, №3

Пришлось уходить в армейском, только звезду приказали снять и смени­ ли ему шинель: красивую он сдал, а получил не по росту и старую, при­ волокли из автобата. Иван Петрович из-под тяжелых век глянул на шинель Сагайдака и сказал: — Она в деле была. Ее, видать, на подстилку клали: когда у ма­ шины в брюхе копаются. — Перезимую! Меня и в этой Гордиенко полковником прозвал, а в новой генерала дал бы. — Больно хороша была? — спросил солдат. Сагайдак кивнул. Солдат вздернул здоровое плечо, он все еще сидел в наброшенной на плечи шинели. —■Получше моей? — И не ровняй! — ответил Сагайдак не сразу, а присмотревшись к чужой, серого сукна шинели.— Такие и на командирах не всякий день углядишь. По ошибке дали. — Жаль,— сказал Иван Петрович. Всем троим было почему-то жаль отобранной у Сагайдака шинели. Особенно жаль Насте: сидя напротив Сагайдака, она видела его в стро­ гой, красивой шинели, широкого в плечах, с Перетянутой ремешком грудью, с набежавшим на щеки румянцем и блеском в глазах. — Як же ты похудал, Петя! — сказала она, едва исчез этот мираж, и перед ней снова был Сагайдак в широкой гимнастерке, с сиротливо торчащей, кадыкастой шеей.— Настоящий арестант! Ты кушай, кушай, Петя! — Она придвинула к нему миску.— Ты ж голодный. Еще и кипят­ ку с цукром попьем. Мысли солдата все еще были заняты шинелью. Скорая разлука пе­ чалила его, горько было думать, что больше им не встретиться, но го­ речь была не так сильна, чтобы ф а з у выбросить из головы шинель. Иван Петрович знал: среди сотен и тысяч сваленных в кучу, одинаковых на взгляд шинелей попадется вдруг одна — легкая, мягкая наощупь, теплее шубы, такая, что и командиры будут оглядываться на тебя. — На фронте в один час шинель изведешь,— сказал он.— Обло- ' хматишься, вроде собаки тебе рвали, кровью зальешь. А по мирному времени армейской шинели сносу нет, ты б ее полжизни носил. Разговор перешел на прошлое, на деревенскую жизнь. Настя сиде­ ла, подперев подбородок руками, посматривая на мужиков с радостным, редким в ее жизни чувством полной, достигнутой домовитости, вдыхала и дымок махорки, и пряный запах консервов. Они говорили о ящуре, о лучших породах рабочих лошадей, о новых районированных сортах пшеницы, о том, что теперь не достать ременной упряжи, через год и поводья и уздечки придется плести из пеньки. Насте почудилось, что очень уж они подходят друг к другу: худой, замученный Сагайдак, с го­ ловой арестанта, и этот лохматый рыжий черт. С виду разные, а что- то в них одинаковое, может, оттого она и потянулась к солдату, и позво­ лила ему все, что он напомнил ей Петьку?.. А солдат говорил и прощал­ ся с Настей трезвыми, красноватыми от слабого огня глазами, и видел, как заботливо смотрит Настя на человека, которого за глаза ругала непотребными словами. Он и рад был за Настю, и сердился на нее, и медлил с уходом. А дождь не утихал, обещая долгие часы непогоды. Среди разговора Иван Петрович вдруг поднялся, неловко, так, что табурет опрокинулся, и сказал отрывисто: — Ну, добро. Погостевал — и баста. Пора по коням — не то обро