Сибирские огни, 1968, №3

вать чужую, счастливую бабу. Раньше они были квиты, а напоследок он захотел стать над ней, откупиться консервами, унизить чужой свято­ стью. Настя поднялась, встала против Ивана Петровича и сказала же­ стоко: — Думаешь, она монашкой живет?! Нема дурных! — Край у нас дикой,— ответил он уклончиво, отводя глаза.— На сто верст в эту пору мужика не докричишься. Жаль стало его Насте, а себя еще больше жаль. — По войне всюду солдат шастает.— Она рассмеялась.— Хитрый ты, сам, як кочет, баб топчешь, а жинке — запрет! Иван Петрович тоже поднялся — строгий, чужой. — Больная она, Настя, живого места на ней нет.— Его вновь на­ полняла нежность, но не к Насте, и она остро ощутила потерю.— Не в голове ей. — Солдат любую потопчет, хоть хворую, абы жинка! — Уймись, Настя, 7 —попросил Иван Петрович. Ему была не обид­ ной, а болезненно-стыдной мысль, что кто-то станет домогаться его же­ ны — давно постаревшей, с ревматическими руками, с блеклыми, слов­ но отжившими глазами.— Трудная у ей жизнь, при мне была каторга, а нынче и вовсе, в край трудная, голодная жизнь. — Давай, вези ей консерву! Облёгши ей жизнь! А мир не надо! — Настя смела со стола банки, они глухо ударились о пол. Оба оторопело смотрели, как банки катились под лавку, звякнули о ведро, и вдруг сквозь шум дождя им послышалось, будто на темном дворе зачавкали копытами по грязи лошади. — Конь под дождь вышел,— сказал солдат.— Не привязала, что ли? Раздались неуверенные шаги на крыльце, стукнула наружная дверь, и в комнату, пригибаясь, вошел человек. — Добрывечир вам в хату! — сказал он. Настя обомлела — Сагайдак! Обритый, худой, в намокшей шинели, с матерчатой ушанкой в руке. — Толкнулся в одну хату, в другую,— сказал Сагайдак,—опытал у людей, а мне и говорят: аж он где хохлушка живет. Настя не сводила ошеломленного взгляда с Сагайдака, будто не верила, что это он; в кирзовых сапогах и зеленых в обтяжку штанах. Шинедь на нем до колен, вся в жирных мазутных пятнах, . подол об­ трепан. — Шукал, шукал, уже и. раздумал шукать,— продолжал Сагай­ дак,— потом, смотрю,, вроде свет в щелку бьет. Трохи видать, только сблизку. Настя будто онемела. Молчал и солдат — в тепле, у самой печки, и Сагайдаку стало неловко. — Сказали: с мужем она,— Сагайдак, подняв брови, смотрел на Ивана Петровича, которого принял за давно исчезнувшего мужа На ­ сти.— Значит, так: одних война пораскидала, а Насте счастье вышло, встрелись. — Много вас, таких мужей, по шляхам бегает! — сказала Настя и, чтобы кончить с неловкостью, свести их для общего разговора, объяви­ л а :— Ото и есть Сагайдак. Петька! Иван Петрович помалкивал, разглядывая долговязого солдата, с красными, далеко торчавшими из рукавов шинели руками., — Ой, Петька! — Настя отшатнулась в мгновенной, страшной до­ гадке.— Ты дезертировал?! — Ага! Меня все дезертиром признают! — Сагайдак улыбнулся одними губами, блеклыми, настывшими.