Сибирские огни, 1968, №3

шала надрывный рык машин, буксовавших на раскисшем подъеме, от­ даленные голоса водителей, похожие на выстрел выхлопы. Может, и ры­ жий солдат уже в дороге? Приказали — и уехал, а как еще? Ничего он в этой избе не забыл, ни сердца, ни даже обмоток, а сделал Насте одно доброе, и человек он хороший. Заслышав в сумерки его шаги, когда он, сдирая налипшую грязь, заелозил солдатскими ботинками по железке, прибитой на крыльце, На ­ стя засуетилась на кухне, затолкала в глубину печи закопченный чугу­ нок, повязала волосы темной набивной косынкой. Лучше бы ему не приходить прощаться. В душе Настя уже прости­ лась с Иваном Петровичем, затворила за ним двери, проводила за близ­ кий, в завесе дождя горизонт, может, к утру она и вовсе забыла бы его. Уже -рык буксующих машин и беспредельность земли отняли у нее сол­ дата, и она подчинилась, как всегда подчинялась необходимости, но вдруг он пришел, живой, виноватый, и надо было о чем-то -говорить и, может быть, вспомнить, что им на всю жизнь осталась одна ночь. Как будто напоследок он схитрил, обманул ее, пришел, когда ему уже не надо бы приходить. Настя сидела некрасиво понурившись, положив на стол большие, с набухшими венами руки. Молча смотрела, как он повесил шинель на гвоздь, зубами развязал солдатский мешок, поставил на стол две банки рыбных консервов, две — свиных, несколько кусков колотого сахара и пачку махорки. ( — Махорка в цене, сменять можно.— Он прислушался к странным звукам, будто в горнице вздыхал ветер.— Пеструшка? Настя кивнула. — И конь? — Нехай стоит, где стоял. — Перемоглась Пеструшка.— Он сел напротив Насти.— Будет жить. — Что ей станется,— сказала Настя безразлично.— Скотина! Они сидели, как чужие, словно и не было ничего позади. — Чего надумал — конеерву таскать. Самому исть надо, рука швыдче вылечится. — А мне не к спеху, успею помереть,— примирительно улыбнулся солдат. Он приподнял, словно взвешивая, тяжелую, вросшую в белую глину руку, бережно опустил ее на стол и здоровой рукой накрыл На ­ стину. — Ну-у! — дернулась Настя, но руки не вырвала; он держал ее крепко, усталые глаза сделались нежными и печальными,—- Не шуткуй! — Э-эх, Настя, век бы не расставался с тобой! Вдвоем и помереть не страшно! — Затаенная, неподдельная тоска слышалась в его голосе. — Слыхали! Не требуется! — заученно отрезала Настя. Солдат посмотрел на нее с заботливым сожалением, отнял руку и сказал: — Лады.— И повторил буднично, быстро, подводя черту под какими- то невысказанными размышлениями:— Лады, Настя! — Встал, пересел на топчан и заговорил, изредка бросая взгляд на Настю: — К теп­ лу всяк тянется,— начал он без видимой связи с прежним,— и тот даже, кто своей выгоды не понимает, у кого и ум есть ли... Насекомая прямо в огонь, на смерть летит, ничем ты ее не удёржишь.— Он стиснул спи­ чечный коробок в коленях, зажег спичку и закурил.— Человеку нельзя одному. Коней и то ладят парами, дикой волк в стае ходит... — Знаю! — сказала Настя строптиво.— А мне одной лучше. — Тебе и вовсе нельзя в одиночку,— продолжал он, будто ждал ее \