Сибирские огни, 1968, №3

ких-то новелл, объединенных одной общей темой — Русь. Обещайте мне подумать над этим... Горький рассмеялся — ну что с вами поделаешь! Знаете, что я ни в чем не могу отказать Вам...— И как-то особенно весомо, через «о», про» басил: — Обещаю. Год спустя, в 1912-ом Бунин опять гостил на Капри. Он объявил о своем желании прочитать Горькому, Коцюбинскому и Марии Федоровне свою новую вещь «Суходол». — Когда-то вас, друзья мои, в частности вас, Мария Федоровна, поразили, даже потрясли те страницы моей «Деревни», где воссоздава­ лись «картины идиотизма крестьянского быта», как изволил выра­ зиться уважаемый критик Боровский. ...Моя новая повесть находится в прямой связи с «Деревней». Но мне кажется, здесь я избежал того «чрезмерного сгущения красок», в котором меня так упрекали. Должен добавить, что «Суходол» дорог мне особенно, он навеян некоторыми впечатлениями детских лет... Бунин сделал знак, что приступает к чтению, но в последний миг остановился и добавил улыбаясь: — Читать буду, однако, при условии, что и дорогой наш хо­ зяин дома Алексей Максимович, он же «Максим Горький», прочтет н е п р е м е н н о вещь, которую считает у себя лучшей за последние годы... — Подобие литературного турнира? — усмехнулся Горький.— Но в таком случае, опять-таки по железным законам логики,— должен та­ кую повинность отбыть и Михаил Михайлович... Коцюбинский поклонился, то ли польщенно, то ли просто из вежли­ вости. , ' — Если достанет времени — не возражаю... По обыкновению, слушатцди были покорены пластичностью и музы­ кальностью бунинской прозы. Проникновенен и поэтичен рассказ о безответной любви смиренной Натальи к своему барину. Мягкой лирикой овеяны картины жизни обитателей старой дворян­ ской усадьбы. Может быть, справедливы критики, называя Бунина «певцом увядания и запустения»? Мария Федоровна внимательно вслушивается в звуки красивого голоса, отмечая про себя удивительную выразительность чтения Бунина. Но лирика воспоминаний не может заслонить «нелепые и страшные были» суходольской летописи. Безумные и нелепые сцены происходят в этом дворянском гнезде... Да и сама судьба Натальи — это гневный упрек, обвинение, брошенное в лицо жестоким, отмеченным печатью вырождения, владельцам старого барского поместья... — Боже мой, до чего же это все ужасно! — шепчет Мария Федо­ ровна, и Горький молча пожимает ей руку. Бунин закончил чтение. Коцюбинский, шумно и длительно поапло­ дировал, приговаривая: — Блестяще! Блестяще! Мария Федоровна тоже как бы очнулась от какого-то полузабытья и тоже хлопала в свои маленькие ладони, увы — познакомившиеся и со стряпней и со стиркой, даже... как знать — т е ма , дворянского оркуде-