Сибирские огни, 1968, №3
ными гуртами. Настя кинулась на розыски, в последней слабой надежде. Она едва не бежала на журавлиных, исхудавших ногах, медный румянец залил лицо, а лиловый с синим праздничный платок, повязанный низко, у бровей, высветлил серые глаза. Дом фельдшера на замке, ставни закрыты и заколочены поверху досками, но во дворе стоял сарай с открытой дверью, и Настя пош ла туда. В сарае пусто, в углу свалены грабли, вилы, сапки, лопаты, а на полке вдоль стены мутно отсвечивали запыленные бутылки, склянки и две четвертные бутыли. Среди хлама и порожней посуды была и полная, темная бутылка, и в нескольких других желтым и аметистовым цветом отсвечивали жидкости. Настя стояла у полки, побалтывала бутылки, си лилась прочесть чернильные надписи на бумажных наклейках. Вдруг свет в сарае померк. В дверях, держась рукой за верхний -по рог, наклонясь внутрь плечом и огромной, в бинтах и гипсе рукой, стоял человек, в накинутой на плечи шинели. — Всего не увезть, хозяйка,— сказал он заискивающим барито- * ном.— Как не мудри, всего при себе не удёржишь. Он отступил, чтобы не загораживать свет и получше разглядеть На стю. Лицо у него тяжелое, как с похмелья, с припухлыми веками под рыжими, неприветливыми бровями, пониже крыластого, крупного носа свисали растрепанные табачные усы. И весь он был в ржавой рыжине, в красноватых блеклых пятнах, от пегих волос на голове до спекшихся в крови бинтов. — Ты пошто избу з акрыла?— незлобиво пенял он Насте.— По но нешнему времени сшибить замок — это мимоходному человеку пустяк дело. Теперь чужое добро людям поперек стоит: не имею, мол, и ты не имей.— Он посчитал Настю хозяйкой дома, хотя и не вязалась чем-то эта баба в один узел с сараюшкой, с заколоченным по всем правилам домом. В ее дерзких, не русского кроя глазах была тоска и забота, от дельная от этого налаженного хозяйства.— Чтой-то ты невеселая, ба бонька! — Ты, видать, дуже веселый! — огрызнулась Настя.— Юшкой умыл ся, вроде кабана резал. — Злая! — Он будто сделал радостное открытие.— Не я резал, а меня, видишь, резали.— Солдат осторожно повел плечом.— Уважаю злых: добрый и даром поднес бы, да нет у него ни хрена, а у злых всегда чего хотишь. Злой не дурак, с ним интересно. Самогону бы мне,— пере шел он к делу.— Рука меня донимает, а лекарства не веселят и в сон не клонят. — Дальняя я,— сказала Настя.-1-Совсем не тутошняя. Тут ветери нарного фельдшера хата. — А чего шуруешь? — Он разглядел батарею бутылок и тоже вва лился в сарай. Настя рассказала ему о Пеструшке, и пока она говорила, он изучил и наклейки на бутылках, и Настю, и понял, что вовсе она не старая, а крепкая еще баба, со сладкими, манящими глазами. — С Украины я,— сказала Настя; рыжий солдат перебирал бутыл ки с остатками каких-то жидкостей. —- По выговору слышу. А звать? — Настя. Тарасова Настя. — Я Украину прошел. Способная земля,— сказал он мечтательно,— на ей и разбаловаться недолго. Она недалеко, маршем в три дни добе жать можно.— Он показал здоровой рукой за дверь, как будто стоило только выбежать за околицу, чтобы увидеть Украину.— А меня, пред
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2