Сибирские огни, 1968, №3

— Он нас, по всему видать, машинами сильнее. В машинах его верх, его,— сокрушался Сагайдак.— Он и летает больше. Он обул вторую ногу, встал, прошелся, разминаясь, будто собрался уходить. Поднялся и старшина. — Так: в машинах его верх,— словно запротоколировал он.— А в людях? — В людях — наш. Вот именно, что наш,— успокаивал его Сагай­ дак.— И числом наш, и правда наша, а чья правда, того и верх. Только не сразу; убивать привыкнуть надо, кто за правду, тому убить не легко, ой, не легко! И храброму — не раз плюнуть. — Постой, постой! — Концы, уже зажатые в кулаке старшины, ускользали.— Как же тогда — смерть немецким оккупантам? Не будет? — Будет, будет им смерть, но, видагь, не скоро. Теперь он примечал в Сагайдаке что-то самоуверенное, злоумыш­ ленно-хитрое, какую-то опасную решимость. Мирсафаров отступил к две­ ри, загородил выход. — Темнишь, сволочь,— сказал он, кладя руку на кобуру.— В побе­ ду не веришь, вот что. Ты зачем в тыл пробрался? — В тыл? — Голос Сагайдака осип, серые глаза остановились на старшине в недоумении, но это длилось недолго: он понял.— Мы всё по тылам ходим, вояка! Мы тыловые! — хрипло, с вызовом выкрикнул он.— Мы самый тыл и есть! Мирсафаров грохнул дверью, закрыл, будто запечатал ее железом, и вернулся в дежурку, шагая пружинисто, как на плацу. Хотелось энер­ гичным, безотлагательным действием искупить невольную вину за по­ стыдные свои колебания. Даже лучше, что он без Сизова, без чужой по­ мощи, одними допросами добился истины. Белые листы лежали перед старшиной, как и прежде, трудные, не­ податливые. Ранние сумерки тронули их синевой, серостью, засиженная мухами лампочка за проволочным колпаком пролила на листы неуверен­ ный свет, и Мирсафаров, в сотый раз возвращаясь к столу, смотрел на бумагу враждебным, отупевшим взглядом. Письмо вообще-то давалось ему с трудом: он говорил лучше, чем писал, и, сознавая это, старался дома в свободные от службы часы в ы р а б о т а т ь письмо. Поначалу ему мыслился р а п о р т,— толковый, энергичный, который заставил бы начальника с невольным уважением поднять глаза на старшину. Но ра­ порт о пораженческих разговорах не складывался, доказательства ускользали без прочной, действительной опоры, и старшина решил огра­ ничиться протоколом. Однако и с протоколом дело не клеилось. Их разговор мало походил на допрос, а писать тоньше, передать на бумаге, как хитро он р а с к о ­ л о л дезертира,— этого старшина не умел. Протокол споткнулся на пер­ вых фразах. Похоже было, что Сагайдак и тут перехитрил его, говорил осторожно, уклончиво, с притворной, лукавой печалью. Дезертир третий час вышагивал по арестантской, видно, заметался, понял, что сболтнул лишнее. «Гад! Гад! — накачивал себя старшина.— И в победу не верит! Можно представить себе, что он болтает людядо в степи, если не побоялся развязать язык здесь...» Но Мирсафаров был честен и напрасных слов писать не хотел, а из всего, о чем говорил де­ зертир, криминалом были только два его утверждения: что немец пре­ восходит нас техникой и что разгромим мы его еще не скоро. Первое еще куда ни шло: Мирсафаров и в газетах читал о п р е в о с х о д я щ и х силах противника, о его временном перевесе в танках и самолетах (хотя и об этом болтать не стоило, сказали и хватит), но второе вызывало в