Сибирские огни, 1968, №3

ухмылке.— Есть прок, есть, бо все наши, кроме безногого Шпака, все на фронте; одни мы с тобой в подкидного дурака играем. — И ты загремишь. Садись! . — Я уже и посидел, и полежать успел, спасибо хозяину.— Он не тронулся с места. — Значит, говоришь, легкого нет? — И быстро, стараясь озада­ чить: — Левого? Правого? Забыл! — Фронтом ты меня не пугай! — Утихала боль, ровнее становилось дыхание.— Все там, а чем я лучше других. Я за колхоз переживаю,—- признался он вдруг с прорвавшейся тоской.— За баб наших, как они жить будут. Им документы передать надо, печать круглую, а меня гони, куда хочешь. С жалкой, несбыточной надеждой он смотрел в розовое, полное до­ стоинства лицо человека за столом. — Скот надо бы у вас отобрать весь, до последнего, пока цел: раз­ дать по колхозам.— Начальник добродушно рассмеялся: — А лучше для сохранности в консервные банки. — Узкий у тебя кругозор,— сказал Сагайдак с сожалением.— К важному делу тебя поставили, и сейф дали, и кабинет, и наган, а ты мало что понимаешь... Думаешь, я за свою жизнь боюсь? — начал было он откровенно, но сразу же осекся.— Я без партийного билета от тебя не выйду. — Вынесем! Мы таких артистов повидали. — Не-е! — убежденно сказал Сагайдак.— Не видел и не увидишь, сколько жить будешь.— Он рванул на себе рубаху, открыл тощую, без­ волосую грудь. Справа, пониже коричневого соска, темнел круглый ру­ бец.— Ты в сердце бей, бо вправо уже стреляли и не убили. Ну, коновал! Старшина милиции Мирсафаров, человек молодой, горячий и спра­ ведливый, был из татар. Он не спускал глаз с Сагайдака, пока вез его в район, строго допросил и самолично засадил в арестантскую. Именно таким и представлял себе старшина настоящего дезертира: долговязым, прячущим глаза под козырек кепи, не подобострастным, а хитрым и упорным, потому что на карту поставлена жизнь. Двое суток старшина распоряжался судьбой Сагайдака,— началь­ ника вызвали в область. Безлюдно было в отделении, дожди, барабанив­ шие по белой кровельной жести, будто отрезали их от внешнего мира. Голодный дезертир сидел в арестантской, а старшина рылся в его бу­ магах, и тяжкое сомнение закрадывалось в его душу. Как же так: жил человек, жил, в партию принят, когда старшина только переступил по­ рог деревенской школы на Волге,— и вдруг дезертир? Бумажки, что при нем, тоже неподдельные: истертые, еще довоенные справки, удостовере­ ние на эвакуацию с печатью райисполкома, заявления колхозников, расписки... За всем этим знакомая старшине деревенская жизнь, и не­ понятно было, зачем дезертиру понадобилось хранить такое в карманах? А может, затем и надо,— думал старшина,— чтобы такой лопух, как ты, запутался? И еще: взяли они его не в лесу, а на ходу, в обозе. Как же он с людьми-то жил? Своих, деревенских, не обманешь,— они друг про друга все знают, знают и такое, чего казалось бы и знать невозможно. Как же подковал их дезертир? Чем взял? Значит, обманул, всех до единого, хотя и прост с виду, совсем тем­ ный мужик. С какого бы конца ни разматывал этот клубок старшина, он всякий раз спотыкался об узел, завязанный никем иным, как Сизовым. И стар