Сибирские огни, 1968, №3

дадут ей дорогу и тут же сомкнутся, будто и не было ее. А уходить было уже страшно; только что верила, что уйдет, уйдет назло всем, а выкричалась — и в сердце вступила пустота и страх перед чужим, за ­ тянутым серой пеленой миром. — Реальный план,— сказал Хомиу.— Завертайте, бабы, коров в гурт и я свою пбведу. Тощий Хомич в брезентовом плаще с капюшоном, поднятым над ху­ дым, скуластым лицом, двинулся к своему возу, стараясь не смотреть в сторону Парани Косовой, у которой он столовался. — Он завернет! — бросила та ему в спину.— Ему все нипочем — он второй месяц наше исть. — Брехня! — Хомич остановился.— Пусть люди скажут: я им весь продукт отдаю, что по нормам причитается.— Но люди молчали, зная, что случается ему и от Парани приварок, и Хомич добавил, смешав­ шись:— Чтб где урвем, из того и отдаю... На шее не сижу. — Надо, товарищи, по закону, чтоб не было у нас семь пятниц на неделе.— Гордиенко нюхом определил, что приспело время взять все в свои опытные руки.— Вы план Ганны слыхали, а других предложений не поступило. Верно? Так давайте проголосуем. Кто руку поднял, нехай честно держит ее до победы и дули нам не тычет. — Не дам Красавки' — упорствовала Параня. Уже поднимались руки: черные, с разбитыми пальцами и вздувши­ мися венами, иссеченные, изломанные работой, руки в морщинах, руб­ цах и мозолях. — А ты сама, Ганна? — спросил дед. Ганна вскинула руку. Оставалось шестеро: Настя с дочерью, Пара­ ня Косова с Шуркой, Костерина и Даша. — Выходит, и гы против? — сказал дед Даше с укоризной.— Сба­ ламутила народ, а сама против? — Она ж в бега наладилась! — Даша и не вступала в колхоз! — Она лучше других работала! — крикнула Фрося. Люди шумели, все еще держа на весу руки. — Не томи людей, товарищ Гордиенко,— подал голос Зозуля, си­ дя на коне с поднятой рукой.— Уже и пальцы понемели, сил нет держать. — Так! — Гордиенко протянул паузу,— Можно и опустить руки. Полное большинство — за. А теперь — против. Давай, кто посмелее! С вызовом быстро подняла руку Настя. За ней Параня и Шурка, которую свекровь подтолкнула локтем; проголосовала и Анисья Костери­ на, прижимая к груди сына. — А сын твой, Анисья, с колхозом чи против? — пошутил дед. — Чего над горем смеешься! — накинулась на деда Настя.— Бугай ты старый; ей с сыном погибель при вас. — С людьми,выживет,— сказал дед,— Ей с людьми прямая выгода. Значит, четверо против: Настя, Анисья, обое Косовы. А Фрося? — Не лезь в душу* проголосовал, и все! — Настя заслонила дочь.— Ты не поп, а мы не на исповеди. — Закон у нас, Настя, такой: как большинство решит, так и будет,— сказал Гордиенко, отступаясь от Фроси.— И вам, значит, подчиниться надо, как говорят: хоть плачь, а скачь! — Не поскачу! И никто меня не присилует. — Ага! Значит, одна ты против всех?! — А хоть бы и одна! — Выйдешь из колхоза? — допытывался Гордиенко.