Сибирские огни, 1968, №3

духом, снимались с места, оставляя на земле седые и черные ожоги кост­ ров, клочья сена и примятую траву. Не то теперь. Все перемешалось в суетной панической сумятице: ко­ ровы, лошади, люди, собаки, дымившие еще кострища, неуложенная кладь. — Чего стоите! — наступала Ганна на Шпака и Гордиенко.— Они ж в один час сломают то, что всю жизнь строили! — Тихо, Ганна,— урезонивал ее дед, растерянно озираясь.— Я не Сагайдак, меня не оглушило. Теперь хоть гвалтом кричи— не услышат. — Они и людей ящуром позаразят. Может, и ихние коровы уже больные! — Теперь скот весь переболеет,— малодушно согласился Гордиен­ ко,— а молодняк считай что не выдержит. Телят и в стойле трудно от ящура лечить, а на шляху...— Он сокрушенно махнул рукой. Ганна уже готова была снова взорваться криком, как вдруг в гуле и причитаниях она уловила знакомый голос и быстро обернулась. Полин- ка гнала к табору их огнисто-красную, как коровенка рыжей бабы, Дамку. — Д ам к а !— ласково понукала ее Полина.— Иди, иди, Дамка, до хаты!.. — Ты куда, паскуда, ведешь ее?! — Голос Ганны срывался от оби­ ды; дочь осрамила ее, теперь каждый может сказать, что и Ковали взя­ ли свою корову из стада.— Кто тебе позволил?! — Ящур! Все коров разбирают. — Нехай берут, а ты не смей! Чуешь! — Ганна ударила ее по смуг­ лой холодной щеке.— Хоть батька не позорь! Паскуда! — Ганна рванула Полинку за плечо, повернула спиной и тумаками погнала ее: — Веди обратно, веди с моих глаз! И Дамку она поворотила слепыми, злобными ударами кулака в не­ доумевающую морду, гнала ее сквозь глухую ко всему толпу, вслед за дочерью. Дождь снова зарядил; уныло, размеренно, как будто не на часы, а на долгие осенние недели. Теперь им нельзя и в деревню. У людей скот, семеро баб скоро принесут туда страшную новость: ящур! День за днем будет расползаться зараза, пока не переболеют все. А скоро глухая осень, гурты под промозглыми дождями, под степными ветрами, придет бескормица и повальный падеж скота. Все чаще наезжали пастухи, они нашли уже больше десятка ящур­ ных коров. Шорник Зозуля, заменявший ушедших на фронт зоотехника и ветфельдшера, осматривал десны, пораженные розовыми бугорочками, через несколько дней бугорочки лопнут, изъязвив рот и ноздри скотины. Черный вожак стада Гладиатор стоял между гуртом и табором, чавкая, истекая слюной и хрипло дыша. Охнула Анисья Костерина, заметив ящурную тягучую слюну у при­ вязанной к возу коровы. Испугавшись за сына, она, отвязала корову и металась с ней среди обоза, не решаясь ни вести ее в стадо, ни вернуться к надрывавшемуся в плаче сыну. Пастухи не знали, к кому толкнуться. Шли к Шпаку, а он спроваживал их к Гордиенко, к Ганне, но Ганна снова онемела, а Гордиенко смолил самокрутку за самокруткой, на диво всем угощал куревом пастухов и, присев с ними под защиту высокой фуры Гребенючихи, философствовал о ящуре, об его неотвратимости и о том, что теперь навряд ли и сам Коваль справился бы с ситуацией. — Постоять придется.— Дед по обыкновению жевал щербатым, тон­ когубым ртом, словно за долгую жизнь перенял эту привычку у коров, а его резкий, обычно крикливый голос звучал с ласковым спокойстви-

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2