Сибирские огни, 1968, №3

— Я и так жду,— сказала Фрося независимо. Он побежал, прыгая через ступеньки, а в дверях задержался и по­ махал ей рукой. ,Фрося тут же забыла о нем. Она была в том счастливом и эгоисти­ ческом состоянии духа, когда сердце охотно и жадно принимает в себя все, что живет и дышет вокруг, ничему не отдавая предпочтения, ни на чем не задерживаясь подолгу. Заносчивый Горовенко и кони, брошенные на ее попечение, и огромные липы, шумевшие листвой в привокзальном сквере, и аккуратный Голубев были деталями огромного мира, создан­ ного для Фроси, мира, из которого она выделяла только двух людей — мать и Шпака. Если она и думала о чем, блаженно дремля на пригретой солнцем гранитной плите подъезда, то только о них и еще о несчастном Сагайдаке, которого пришибло бегство Ильи. В ленивом течении мыслей застигла ее сирена воздушной тревоги. Фрося уже привыкла к истошно­ му, надрывающему душу вою, но к нему прибавились вопли паровозов, гудки депо и механических мастерских: Фрося оторопью кинулась к ло­ шадям и повела их через площадь к скверу. На полдороге ее нагнал Голубев. — Здесь опасно! — крикнул он, видя, что Фрося хочет укрыться под липами.— Они на узел третий раз налетают.— Он схватил Фросю за руку и побежал, увлекая девушку за собой.— Вот, видишь, улица... Добе- жишь до конца, до памятника, и — налево, там пруд и роща...— Он до­ стал из нагрудного кармана листик бумаги.— Напиши мне,— попросил он растерянно.— Тут моя полевая почта... Ты напиши!. — Чего писать? — Воздух рвали гудки и сирены, Фрося не понима­ ла, чего он хочет. — Напиши, чего тебе стоит! — Он неожиданно прижал к щеке руку Фроси, неуверенно коснулся губами ее ладони.— Дай о себе знать... по­ жалуйста! Я же ничего не прошу. Он побежал к станции: там уже сухо, раньше времени ударила зе­ нитка. В роще дышали осенней сыростью глубокие щели, вокруг бугрилась земля, прорастая короткой,травкой и мелким подорожником. Фрося про­ бовала уложить лошадей — она уже знала, что для них страшнее оскол­ ков ззрывная волна: сколько их перевидела Фрося, без ран, а мертвых, с раздутыми животами. Лошади рвались из рук, ржали, одичало дыбились. Земля содрога­ лась от близких ударов, за прудом тоже били зенитки. От станции по­ тянуло дымом, вокруг Фроси падали осколки зенитных снарядов, рвав­ шихся высоко за пожелтевшими кронами лип. Она привязала лошадей к стволу, и сама прижалась к бугристой, шершавой коре. Она не чувствовала страха, а только отчаяние, когда думала, что там, на путях, убьет Сагайдака и Горовенко, и она, если уцелеет, при­ везет колхозу мертвых мужиков и горькую'новость об Илье. А не станет Сагайдака, и все в их жизни переменится, а почему переменится, Фрося и сама не понимала: просто видела убитый горем табор, тощее тело Са­ гайдака поверх мешков с солью и ящика спичек, белые от непролитых слез глаза матери, безмолвную Ганну,— и не было в толпе человека, который сказал бы нужное слово. Черный дым заползал в рощу. Лошади чуяли запах горящей нефти и рвались с привязи. Фрося гладила их напрягшиеся, дрожащие шеи, а они шарахались и от нее; вороная взвилась на дыбки и ударила ко= ваным копытом по Фросиному сапогу так, что она вскрикнула. От узло­ вой доносились взрывы, сотрясавшие землю и столетние липы, сумереч­ но потемнело, черным снегом закружилась в воздухе листва. 43