Сибирские огни, 1968, №3

— Там граница есть чи як? — И я так спросила, а он озлился, ничего, говорит, там нет, ни гра­ ницы, ни заставы, степь и степь... а кто родную землю любит, тому серд­ це скажет, где ее край лежит...— Певучий голос пронизала тоска.— Привыкла я беженкой ехать, а попала сюда в школу — и сама не своя. Может, зазимовать нам тут, Сагайдак, тут и хаты пустые есть, и школа готовая, и дров полный сарай... — Немец не даст, Вера. — Где ж он, нелюд, станет? Есть ему где погибель чи так и будет идти за нами через всю землю. — Танки у него. — А у нас? Мы и голодные сидели, из последних сил тянулись, чтоб и у нас машины были. — Немец механик хороший и воюет без сердца. Кто без сердца — тому и воевать легче... Вера порывисто подалась к двери, ударившись босой ногой о ведро. — Чуешь, Вера! — Сагайдак удержал ее.— Будет и немцу могила, отольются ему наши слезы. Ты вспомни, как он из Польши до нас добе­ жал, аж страшно — и месяца не прошло. Верно? А теперь мы на возах от него уходим, значит, замедлился он, это и слепому видать. Мо­ жет, к зиме станет, под самые морозы,— развивал он свою доморощен­ ную стратегию. — Спать ложись, вояка. Я тебе вон где постелила, в сенях.— Ее голос налился сонным покоем, добрым, снисходительным теплом. Размышляя в темном углу сеней над судьбами войны и погружаясь в дремоту, Сагайдак приходил к выводу, что война продлится еще три, от силы четыре месяца, у немца бензин кончится, и если они к январю не вернутся в родное село, то потому только, что сгорели хаты, а зимой их ставить не с руки. Кое-кого он и зимой командирует в село, чтоб вы­ рыть на первый случай землянки, утвердить свои права; по весне по­ сеять хоть немного пшеницы; а к траве и скот подойдет. Засыпая, Сагай­ дак формировал бригаду, выбирал работников покрепче и, по сонной уже забывчивости, записывал в бригаду и тех, кто ушел воевать, и тех даже, кто погиб в деревне... Он проснулся внезапно, оттого, что в правый рукав рубахи юркнул мышонок и испуганно продирался вверх, царапаясь в слепом страхе. Сагайдак прихлопнул его левой рукой и сжал в кулаке вместе с рука­ вом. Он мог раздавить мышонка, но брезговал, а больше никак не мог себе помочь. — Вера! — негромко позвал он.— Вера! Он услышал мягкий шорох ее ступней. — Мыша в рукав залезла, я ее прихватил, а выкинуть не могу. Вера опустилась на колени. — Через ворот достань, я его придушу. Рука Веры коснулась его шеи и безволосой груди. — Ты не бойся,— сказал он глухо; ему передалось ее волнение. Он разжал кулак, мышонок комочком упал вниз, дрожащие пальцы Веры скользнули мимо плеча Сагайдака и, теряя равновесие, она обня­ ла другой рукой его шею, припала к нему маленькой горячей грудью. — Ушла...— прошептала Вера. — Ага... ушла... ушла,— тупо повторял он, обняв Веру, потерся ще­ кой об ее сорочку, под которой так податливо-нежно двигалась ее грудь, уступала его натиску, будто заколыхалась и тьма, и весь схоронившийся в ней мир,— Верка... Верка! — задыхаясь, шептал Сагайдак, будто ждал от нее ответа на свое потрясение, на удивительное свое открытие, и сам