Сибирские огни, 1968, №3

и хотел было улечься где-нибудь в углу, чтоб не тревожить Кравченков, но его окликнула Вера: — Я в сенях постелила. Сагайдак. Он шагнул на ее певучий голос, побрел за ней, слыша впереди, сквозь шум листв,ы и ветер, легкие, босоногие шаги. —, Сюда иди. Я картошки нажарила с салом, воды нагрела, она и сейчас теплая... Может, наше тебе не по вкусу? — А мне байдуже: абы швыдше, абы время не тратить. — Чудной ты, Петя,—-сказала Вера задумчиво. Он сел на приступочку черного крыльца, босые ступни Веры про­ ступали в темноте, смутно тревожа Сагайдака. — Денисов пшеницы мне в карман насыпал, когда мы из дому вы­ шли: меня голод як скрутит, я зернятко достану и перемелю на зубах. — При нас живешь, а бегаешь голодный. — То я в шутку. Зерно крупное, а на вкус, як сахар, одно в одно. Нащупаю в кармане и не верю, чи то пшеница, чи фасоль... Жаль, кон­ чилось. Вера рассмеялась, словно слушала кого-нибудь из учеников. — Не шепчи, говори в голос: мамо не почуют, а Лазарь набегался, спит, хоть стреляй над ухом. Мир спал. Они были одни среди ночного безмолвия. — Картошки принеси,— попросил Сагайдак. — Холодная. Ругаться будешь. — Я холодную и люблю. *— Чудно! — сказала Вера.— Все не по-людски, все навыворот... Она ушла в дом. Все не по-людски... Да, Семен Кравченко жил по-другому; всему в доме голова, и работал за троих, и ел, верно, за троих, а размеренную его жизнь могла нарушить разве что война. Вера поставила на верхней ступеньке сковороду с картофелем, лом­ тем хлеба и малосольным огурцом, сходила к колодцу и вернулась с полным ведром. — Пей. А хочешь — умывайся. — А я разом — и напьюсь, и умоюсь. Он погрузил лицо в студеную колодезную воду, напился вдоволь и, распрямившись, отряхнулся. — Тью! — рассмеялась Вера, отступая от брызг.— Держи рушник, утрись. — Ты и ночью видишь,— сказал Сагайдак, набивая рот остывшей в жиру картошкой.— А я покуда вас нашел, все тыны посбивал, уже ду­ мал в степь поворачивать, к пастухам. Мы было к перелеску скотину погнали, чтоб укрыться, если дождь, а там чужой гурт, ящурный, вроде, скот, мы и обратно, бегом, як от немца. Хуже нет — ящур в дороге: стать карантином — фронт набежит, с воздуха скотину побьют. До самой темноты место искали... А огурец откуда? — Учитель принес. Хата у него близко, четвертая в ряду. Он тут и директор, и сторож, и прислуга... Тебя долго дожидался. — Может, ехать с нами хочет? — Некоторым они помогли сняться с места, добраться к родне, доехать до железнодорожной станции. — Не поедет он. Они с жинкой молодые, сами как дети, а еще и маляток трое. Он и сала принес.— Вера помолчала, слушая, как жадно ест Сагайдак.— Нас тут люди хорошо встретили: с достатком живут, а не жадные. Учитель дивак: за двадцать километров, говорит, Украине край, дальше ростовские земли пойдут. И сам плачет, без слез, а вид­ но — плачет. 3 Сибирские огни № 3 33