Сибирские огни, 1968, №3

одному на горе, глядя в море, небо и — думать», «уехать куда-нибудь на необитае­ мый остров», «все мечтаю нанять лодку, уехать на середину океана и, сидя там в одиночестве...», «мне очень хотелось бы быть совершенно одиноким, более одино­ ким, чем Вы...— писал он Чехову.— Летом уеду в го.ры, буду работать там». И когда читаешь письма Горького, вос: поминания о нем современников, то пора­ жаешься, с какой нечеловеческой силой и настойчивостью боролся он за «покой для работы», как изощрялся, чтобы урвать от бурно кипящей жизни своей хоть крохи, чтоб посидеть, склонившись, за письменным столом! Он отметал прочь «быт» с его тряпками, стульями, удобными комнатами, мягкими креслами, с «окололитературными бабами» — отметал то, что создавало «уют» и воровало время. «Собираюсь уехать в Крым и с огром­ ным удовольствием продаю свое имуще­ ство,— писал он Пятницкому в октябре Ф901 года.— Столы, стулья, стулья, стулья! Одних стульев — 23! Столов тоже, каж ет­ ся, 23:.. Старинные книги.— в библиотеку, вещ и— в городской музей, у меня не оста­ нется ничего, кроме жены и .ребят, котерых я тоже хотйл бы поместить в музей». П озд­ нее же с сарказмом и раздражением писал жене: «Терпеть не могу этих «хозяйств» и связанной, с ним канители». Еще через не­ сколько лет терпеливо разъяснял, что ему совершенно не интересен быт, не хочется даж е' дум ать об этом. И когда удавалось ему хоть на месяц, хоть на день, хоть на час стать хозяином своего времени, он ра­ ботал, работал, работал. Так приходилось жить — так приходи­ лось трудиться... А' какую массу времени забирало чте­ ние. Не получивший в детстве и юности образования, он ib зрелые годы стал одним из самык ' 'эрудированных людей России. Некоторых писателей раздраж ала даже огромная эрудиция Горького. Один из них сказал, как-то Чуковскому: —' Думают: он буревестник... А он — книжный червь, ученый сухарь, вызубрил всю ; энциклопедию Брокгауза от слова «Аборт» до слова «Цедербаум». Но Горький не был «книжным червем». Гениальный самоучка,- он не любил «ум­ ственных» людей, иронизировал всегда над схоластами-книгочиями. В анкете вопрос: когда он работал — утром, вечером, днем? Горький записал: «Работаю с 9 до ча­ са, вечером с 8 до 12. Успешнее утром». А, пожалуй, точнее будет сказать, что творческая жизнь его в основном прошла «под покровом ночи», и не так легко уста­ новил он правильный - режим, о котором писал, заполняя анкету. Вот он под утро заканчивает рассказ «Тоска», просидев н ад ним всю ночь. При­ ехавший, в Мануйловку к нему в гости С. Скиталец «тянется» за ним и работает ночи напролет. «Работал по ночам»,— под­ тверждает хозяйка его квартиры Е. В. Киш- кина. О том же рассказывает А. Смирнов: за одну ночь Алексей Максимович написал рассказ «На плотах». А. Богданович запи­ сывал: «Я старался выяснить, когда он ра­ ботает, чтобы своими посещениями не ме­ шать его работе. Оказалось, что он рабо­ тает большей частью по ночам. Я пожурил его за этот нездоровый вид работы, но он, снисходительно улыбаясь, сказал, что . так лучше пишется: никто не мешает». Что заставило Горького работать сутки напролет, не зам ечать— день или ночь, утро или вечер за окном? Это можно назвать одним словом — одержимость. И талант Горький рассматривал как «любовь к ра­ боте, уменье работать». Творческий процесс становился для него истинным, ничем не заменимым наслаждением. Ночь. Тишина. Письменный стол. Ручка как будто скользит по бумаге. Иногда, не дописав фразы, он останавливается и, не видя, смотрит прямо перед собой. Лицо его сосредоточенно-спокойно,— а что в голове?.. Он погрузился .в таинственный, неведомый многим мир. Это мир творца, исследовате­ ля тайн человеческих душ, искателя яркого слова, веского образа емкой фразы. Зачеркиваются строчки, кресты ложатся на абзацы. Горький пишет и редактирует сам себя. «Жаден я на редактуру»,— как- то сказал он Чуковскому. Ему доставляло большое удовольствие заменять слова, исправлять фразы не толь­ ко в своих рукописях, но и в чужих. Как- то Чуковский попросил его бегло просмо­ треть одну уже отвергнутую работу и ска­ зать, не годится ли для печати. Горький тщательно отработал ее — испещрил своими поправками. А в конце написал: «Не го­ дится»! Оттого и не садился он сразу за пишу­ щую машинку. И на вопрос анкеты, како­ ва техника письма: карандаш , перо или пи­ шущая машинка? — ответил: пишущая ма­ шинка вредно влияет на ритм фразы ,. Переделывал и сокращал текст безжа­ лостно, по три-четыре раза. «Я работаю — с увлечением— над со­ кращением М. Горького,— пишет он К. П. Пятницкому в январе 1902 года,— Первый том сократил немного. Сокра­ щ а ю— пятый». А художнику М. В. Несте­ рову он рассказывал, как уже готовый рас­ сказ не передавал редактору только потому, что в одной фразе никак не мог заменить бесцветное, «стершееся» слодо иным — вес­ ким, полнокровным. Слово ускользало, дразня художника. И вот однажды, совер­ шенно неожиданно, когда он с приятелем был в цирке, слово, как живое, мелькнуло в его сознании. Горький «схватил его на лету» и, не дождавшись конца представле­ ния, кинулся домой, чтоб тут же изменить в рукописи фразу!