Сибирские огни, 1968, №3

ходит в план едкой иронии на тему остро- политическую: «Это — ошибка. Михайло Арцыбашев утверждает, что я тридцать лет торгую только моей совестью. Читал с удо­ вольствием: вот какой солидный запас со­ вести у меня» (IX, 243). Как мастерски, с естественной легкостью поворачивается поч­ ти омонимическая многозначность слова «торговать» против идейного врага! Горький любит в письмах «раздувать» шутливую фантазию с обязательными «зло­ дейскими» подробностями. Предлагая за­ казать скульптору бюст сына он разверты­ вает полушуточную-полусерьезную мотиви­ ровку: «Когда сей последний женится на девице — модернистке, в пенсне и с нервами, и когда бия последняя — или первая — увлечет его куда-нибудь на край земли — все-таки у тебя хоть бюст останется. Ко­ нечно, утопив девицу где-нибудь в неболь­ шом море, Максим вернется к пенатам от­ дыхать до поисков другой, но — бюст, все-таки, не мешает иметь» (IX, 164). Такого рода маленькие фантасмагории особенно хороши в деловом контексте, по контрасту с ним. Вслед за -приведенным от­ рывком идет сухая информация: «Бунин на­ писал мне, что он ушел из книгоиздательст­ ва писателей». ...Ценность последних томов «Архива» повышается двусторонностью публикуемой переписки. Письма изданий 40-х и 50-х го­ дов носили характер монологов, в них слы­ шался только голос Горького. По неписа­ ному закону как бы считалось, что только этот голос достоин быть услышанным, а голоса адресатов большого значения не имеют. Две книги десятого т о м а— «Горь­ кий и советская печать» — и одиннадцатый том — переписка с И. Груздевым— дают двустороннюю переписку, и это воссоздает содержательнейшие диалоги; они не толь­ ко делают более понятным смысл писем, но и открывают нам яркие характеры горьков­ ских корреспондентов, большей частью людей талантливых и значительных. Так, к примеру, переписка с М. Кольцовым — фельетонистом и редактором сатирического журнала «Чудак» — приобретает особый ко­ лорит благодаря стилизаторской игре, которую оба корреспондента с блеском де­ монстрируют друг другу. Горький пользу­ ется излюбленным пародированием церков­ но-славянского стиля: «Почто столь зазорна срамословишь, именуя ся червем слепорож­ денным...» Кольцов ответствует, имитируя стиль газетной статьи: «Здравствуйте, созна­ тельный ударник товарищ Алексей! Уже давно на нашем предприятии обращено- внимание на отменно отличную работу сор- рентий-ского района во главе с небезызве­ стным товарищем Пешковым, старым бри­ гадиром и кавалером орденов...» Двусторонняя переписка позволяет ви­ деть то, что раньше как-то оставалось в тени, — помощь, которую оказывали Горь­ кому советские литераторы. Вл. Зазубрин, например, во многих письмах делает кри­ тические замечания по поводу отдельных мест или деталей произведений Горького. Не всегда они принимаются, иногда оспа­ риваются, но -нередко а-втор соглашается с замечаниями и подсказками Зазубрина. Так, Зазубрин считает лишней и неориги­ нальной фигуру дьякона Гаевского в рас­ сказе «Орел». «Гаевского можно выки­ нуть»,— соглашается Горький. Он прини­ мает замечания Зазубрина и по поводу рассказа «Экзекуция» и вносит соответ­ ствующие поправки. Далеко не все богатства архивной со­ кровищницы обнародованы. Впереди еще не­ мало выпусков. Скоро появятся тома, со­ держащие переписку с сыном и -неизданные художественные произведения и заметки (см. об этом статью Н. Жегало-ва «Торже­ ство социалистической нови» в ж. «Вопро­ сы литературы», 1967, № 11, стр. 204—216). Они обещают новые радости соприкоснове­ ния с художественным словом Горького.