Сибирские огни, 1968, №3
В письмах Горький предстает без бро ни и решетки — сложный, ищущий, мяту щийся, нередко ошибающийся, чаще всего удивительно точный и справедливый и всег да по-человечески обаятельно прекрасный. О многом может узнать из писем «Архи ва» историк литературы. Теперь нельзя уже изучать или просто читать известные заметки Горького о Льве Толстом, не принимая во внимание удиви тельно искренних, предельно открытых, ме стами потрясающих писем к Е. П. Пешко вой в момент ухода и смерти писателя. И по-новому освещается трагедия героя повести «Трое» Ильи Лунева, разбивающе го голову об стену, словами из письма конца 1928 года: «Но, все-таки, хотя лоб и сте на — в одинаковой степени факты, но в кре пость лбов, сокрушающих все и всякие иерихонские стены,— верую безусловно», (т. X, кн. 2, стр. 155). Эта вариация идеи «безумства храбрых» в то же время убеди тельно показывает верность Горького по следнего этапа его жизни романтическим идеалам 90-х годов. Письма позволяют лучше понять духов ную близость автора тому или иному ге рою. Не раз от своего имени приводит он •поговорку, сказанную плотником Осипом — героем рассказа «Ледоход»: «Ты — на го ру, черт — за ногу» (IX, 113). В другом месте он повторяет фразу из рассказа «По койник»: «Они — свое, а мы — свое», со п ровож дая ее словами: «А все-таки будем делать наше дело, будем делать до конца дней,— так ведь. Одолеет наше» (IX, 181). Письмо это написано весной 1916 года, оно проливает свет на актуальный смысл рассказа «Покойник», герой которого «всех питатель» крестьянин Василь выраж ает са мую дорогую горьковскую мысль о конеч ной победе здоровых начал русского об щества. В письмах иногда отрабатывается горь ковское мнение о людях, они служат как бы черновыми набросками статей, публич ных высказываний. Вот, например, харак теристика В. В. Розанова, данная в одном из писем: «Удивительно талантлив, смел, прекрасно мыслит и — при всем этом — фи гура, может быть, более трагическая, чем сам Достоевский. Уж конечно, более изло манная и ж алкая. Часто — противен, иног да даж е глуп, а в конце концов — самый интересный человек русской современно сти (IX, 125). В разговоре с близким человеком Горький как бы разворачивает всю сложную диалектику своих взглядоз на одного из видных деятелей духовной реакции, помогая адресату и самому себе разобраться в противоречивых качествах человека. Ценность томов архива в том, что это не «бесконфликтные» книги. «Лирический герой» их раскрывается не односторонне, не с парадной стороны, а в жестокой и трудной борьбе, нередко подвергающей ис пытанию все его физические и нравствен ные силы, в политических схватках, в ли тературных боях, в трудностях семейных и личных. Он знает во всех этих сферах не только победы и взлеты, но и поражения, и неудачи. И самые захватывающие и по учительные страницы опубликованных ар хивных материалов, может быть, как раз те, где Горький оказывается в критических ситуациях, подвергается наиболее острым испытаниям. Именно в них с ослепительным блеском раскрывается величие человека, его способность достойно и мужественно про нести свои идеи и принципы. У нас несколько упрошеннЬ представ ляют иногда взгляды Горького на Америку, и писатель Нередко выглядит этаким высо комерным россиянином, который ничему не удивляется и ничем не любуется, а только критикует. Письма Горького из Нью-Йорка создают образ, намного более глубокий и сложный. «Америка! Это не всякому уда ется видеть. Интересно здесь — изумитель но. И чертовски красиво, чего я не ожи дал... такая милая, сильная красота на бе регах Гудзона» (IV, 199). Это первые впе чатления, они выражены в письме к П ят ницкому от 18 апреля 1906 года, вскоре после приезда. А уже 12 мая был готов «Город желтого дьявола», вещь, о которой автор считает нужным сообщить тому же адресату: «За нее меня американцы будут бить» (IV, 200). Может быть, на столь быструю эволю цию взглядов Горького оказал влияние скандальный инцидент с выселением его и М. Ф. Андреевой из гостиницы «Бельклер»? Нет. И первое письмо написано уже после этого случая, обнаружившего махрово-ме щанский облик буржуазной Америки. Лич ные оскорбления, нанесенные ему нью- йоркскими блюстителями «нравственности», нисколько не сказались на точке зрения писателя. Они не скрыли и замечательной трудовой энергии американского народа. Он восхищается темпами восстановления разрушенного землетрясением Сан-Фран циско: «Надо видеть, как они работают, эти дьяволы»,—- пишет он в середине апре ля 1906 года (V, 178). Его радует прояв ленная страной щедрая помощь пострадав шему городу и высокая культура труда. Он приводит «волшебный факт»: «Дом в 26 этажей выстроили в 63 дня!» И рядом с «волшебными фактами» — факты поражающего цивилизованного вар варства, когда «все измеряется деньгами, все прощается за деньги, все продается за них» (V, 179), когда из всех шелей лезет «Ам ерика— страна деньжищ, и скучищи, и невежества» (V, 180). Писатель видит, что страна живет «ужасной жизнью, все люди кажутся сумасшедшими, и общий тон дня совершенно фантастический, мрачный, без умный» (V, 180). Из этого тоталитарного безумия Горький выделяет лишь угнетен ные массы цветных: «Индейцы и негры — самое интересное здесь» (V, 182). Социаль ные и нравственные контрасты страны «желтого дьявола» выступают в представ лении Горького как типическое проявление
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2